Йося и его дети. Журнал "Фокус" выпустил лонгрид о замечательном одесском враче Йосифе Зильбермане. Его шуточки заставляют краснеть пациенток, о нем ходят легенды, а на консультацию выстраиваются очереди. Говорят, что он берется лечить женщин, которым отказали другие врачи, а подарив надежду, выдает счастливой семье: «Шо вы меня благодарите забеременность, как будто это я вам заделал ребенка. Бога благодарите!»

В свои 76 лет гинеколог Йосиф Зильберман нагло наслаждается жизнью. Он воплощение той самой Одессы, необыкновенной, остроумной, дерзкой италантливой, которая существует не только в фольклоре и литературе.

Одесса - это не море, не Юморина и даже не Привоз. Город стал легендой благодаря гениям. Пару десятков таких мы знаем из учебников. С остальными встречаемся каждый день. В утренней маршрутке, на рынке, в поликлинике, во дворе есть Они. Неповторимые и самодостаточные. Встреча сними заставляет вас расплываться в улыбке и постить их фразы в соцсетях. Чем больше их в любом городе, тем он ярче и самобытнее. Одессе в этом смысле крупно повезло.

Он был нежеланным ребенком. И вообще не должен был появиться на свет. Ну, или прожить не больше года. Канун войны, 1940 год. Мама работала детским врачом, поэтому к коллегам на медосмотры не ходила принципиально, до тех пор, пока живот не увеличился в несколько раз. В районной поликлинике ей намекнули на злокачественную опухоль и отправили на срочную операцию. Тогдашнее светило гинекологии профессор Агоронов решил перед операцией осмотреть пациентку. И выдал: «Валите домой. Вашей «фибромиоме» месяцев пять, если не больше». Мама рухнула в обморок, а когда пришла в себя, рассказала об этом папе, сидящему в коридоре с советской газетой в руках. Скандал случился прямо в больнице. Папа заявил:

«Это не мой ребенок! Мы 12 лет не предохраняемся, и ничего не было. Это не мой. Мне не надо - тебе тоже!».

Дома о причине скоропостижного возвращения из больницы доложили бабушке, которая, как и положено религиозной еврейской женщине, открыла рот на сына и невестку.

- С ума сошли - в пять месяцев аборт делать?! Я вам сделаю! Вам что, уже мозг выскоблили?! Что значит не твой, мишигинер? Значит теперь будет твой! Ослушаться главу семьи побоялись. Так появился на свет Йосиф Зильберман. В 1941 году. Вот уж действительно не вовремя.

- Что вас беспокоит? Яичник?! Беспокоить могут боли, кровотечения, отсутствие денег, отсутствие любовника, аяичник беспокоить неможет.

Наш разговор с «главным женским врачом Одессы» Йосифом Семеновичем (Йосей, как его с нежной фамильярностью называют за глаза пациентки) похож на джазовую синкопу и происходит во время приема. В паузах между осмотрами и назначениями он отпивает заварку из большой фарфоровой чашки и затягивается сигаретой прямо в кабинете. Ему можно все, несмотря на возраст и крики завотделением. Зильберман не просто живая легенда гинекологии, копеечными назначениями и невероятным чутьем спасшая от бесплодия сотни женщин задолго до появления ЭКО. Он - воплощение той самой Одессы, необыкновенной, остроумной, дерзкой и талантливой. Он - ее настоящая квинтэссенция, круче всех налетчиков и коммерсантов вместе взятых.

- Беременная, что принимали? - Из таблеток? - Нет, из алкоголя!

Все десять пациенток, сидящие в кабинете по стульчикам и кушеткам, радостно хихикают. Он принимает нон-стоп по восемь часов в день, не считая выездов на роды, но очереди все равно, как в мавзолей. Еще человек двадцать с журналами, едой и водой томятся под дверями. В ожидании можно провести часов пять. Всю жизнь он принимает в совковой консультации в сердце Молдаванки. Несмотря на брутальность и ругань, Йосиф Семенович необыкновенно корректен во всем, что касается осмотра.

Что страшно? Что значит кесарево? Ты видела свою *опу? - тыжемашина для родов! Какое кесарево стакими бедрами, шлема? Иди отсюда! Имолиться! Молиться Богу каждый день!

Его родителей забрали на фронт. А детей и ту самую строгую бабушку эвакуировали в Чимкент. Бабушка снова спасла годовалого Йосю - уже от голодной смерти. Кроме идиша, она в совершенстве знала пять языков, поэтому их перевезли в Омск и выделили землянку возле военного авиационного завода. Бабушка переводила документы и получала пайку хлеба, которую делила между внуками. После войны они вернулись на Ришельевскую, в разграбленную квартиру, и мама сказала, что жить в ней не сможет.

Вот смотрите все на эту женщину. Это приличная женщина! Она хорошо рожала ислушала доктора. Ползи на кресло. Пиши! С 49-го дня после родов можно купаться вморе, принимать ванну, жить половой жизнью, прыгать, летать, скакать. Покажи фотографию ребенка. По-моему отлично получилось. Через пару лет можем повторить.

Йосю исключили из школы за хулиганство вместе с внуком профессора. Жаркий май, последние школьные дни и бесконечные годовые контрольные. Вместе с корешем они выскочили во двор и заметили ключи, забытые уборщицей в тяжеленной школьной двери. Разумеется, пацаны заперли школу со всеми детьми и учителями и ушли на пляж. Правда, не знали, что пожарный выход был заколочен, и директору, чтобы выбраться, пришлось вызывать пожарных и милицию. - Вечером нас схватили прямо на пляже - менты тогда отлично работали, - смеется он. - А наутро уже исключили. Но спасли дедушка-профессор из Водного и месяц май - конец года. Конфликт замяли, и нас в сентябре восстановили. Еще бы, хулиган Йося выигрывал все областные олимпиады по химии и физике.

Так, бери листик пиши: шевеление плюс, сердцебиение плюс. Чего не я пишу? А чья карточка- твоя или моя? Тем более женщины моим почерком недовольны- его разобрать не могут. Я ж не накаллиграфа учился. Спасибо, что не сперла ручку.

Он был единственным студентом-евреем на потоке в мединституте. Это был разгар антисемитской кампании. Тогдашний ректор Дейнека писал статьи о национальных и социальных квотах в вузах и притоке сельских жителей на элитные специальности. И официально заявлял: «У меня будет учиться столько евреев, сколько их работает в шахтах Донбасса». На вручении дипломов он, отмечающий каждую корочку рукопожатием и напутствием, не подал руки Зильберману с красным дипломом. Но отличник, воспитанный бабушкой и улицей, не растерялся - Йося вышел на край сцены и вскинул над головой сжатые в замок руки, как боксер-победитель, - зал хохотал и аплодировал. По распределению Йосиф Семенович попал в Белгород-Днестровский - один из ближайших к Одессе райцентров. - Когда я пришел в тот роддом, у меня было сразу две женщины... Одной - сто, второй - девяносто, но через полгода начался аншлаг. Я был, наверное, самым богатым молодым специалистом. Прикинь, полторы ставки в роддоме, полставки в консультации, семь дежурств на скорой и еще успевал в рыбтехникуме читать гражданскую оборону! Аншлаг был обоснованным.

Еще в институте он пошел подрабатывать в ночные смены акушером в «еврейский» роддом на Разумовской (его закрыли в конце 70-х). Там были старые акушерки, которые до войны жили в Румынии и учились на курсах повитух в Париже. Они и стали его первыми учителями-практиками. А в Белгород-Днестровском Зильберман познакомился с главным районным гинекологом Виталием Анисимовым, светилом в области лечения бесплодия и невынашиваемости, который чуть ли не силой заставил перспективного молодого врача обучаться этой специализации.

- В свои 25 я был очень уважаемым человеком. Звонит ночью продавщица и кричит: «Доктор! Нам завезли бюстгальтеры! Импортные! Есть даже черные и розовые! Вам какой размер?». А я знаю? Сиськи есть сиськи. Позвонил жене - она обрадовалась. Так и размер заодно узнал. Однажды счастливый папаша привез полфуры арбузов... Я один, в Одессе жена с малышом. Все соседи от моих продуктовых подарков прятались. Он не помнит, сколько принял младенцев - на смене у единственного дежурного врача их могло быть больше двадцати. Зато помнит ход родов, имена и фамилии каждой пациентки, даже если перерыв между первой и второй беременностью был больше десяти лет.

Леночка, помню ли я тебя? (Леночка приехала вроддом на 12-сантиметровых шпильках с ценником наподошве, потому что воды отошли прямо посреди магазина.) Нуконечно, только такая пришмаленная может рожать в шабат, да еще и в ливень! Мужу скажете- на шесть дней доступ к телу запрещен.

К нему приезжали и приезжают на лечение не только со всего бывшего Советского Союза, но и из-за границы. Его маленькая гордость - женщины, благополучно выносившие и родившие после пяти замерших беременностей, или малыш, появившийся после двадцати лет бесплодия. Он врач от Бога, и все его пациентки восхищаются талантом и призванием.

- Ты понимаешь, - он подкуривает очередной «Парламент», - я так любил химию, астрономию, геологию... Особенно химию. Но работать учителем как-то не хотелось. Мужчина должен обеспечивать семью. Да, у нас в роду несколько врачей - мама, старшая сестра, но только сестра знала, куда я подал документы на поступление. Если бы я мог вернуться в свои семнадцать, то, наверное, стал бы астрономом или геологом. В семидесятые, особенно за пределами крупных городов, была сумасшедшая смертность - и детская, и рожениц.

Йосиф Семенович помнит свою не первую, но самую яркую женщину со зловещей фамилией Умрихина. Ее привезли в родах и оставили дежурному врачу. Зильберман показывает руками полтора метра ростом на полтора шириной. - Раскрытие полное, а родить не может. Я чуть сам не родил... Ребенок оказался больше пяти килограммов. Но мы смогли! И тут у нее началось кровотечение. Это сейчас его можно легко остановить, а тогда... при таком крупном ребенке. Мы за ночь чуть не поседели все. Спасли, вытащили. На утренний обход приехал начмед и удивился: а почему не кесарили? Я говорю: судя по лицам родителей, там и так явно не Карл Маркс и головка уже в таз вошла, я бы инвалида вытащил в лучшем случае. Ну, обошлось - все живы, а победителей не судят.

Шо вы меня благодарите забеременность, как будто это я вам заделал ребенка. Бога благодарите!

Мне интересно о детстве, о жизни, как, когда, почему, какие бабочки на тропе привели мелкого хулиганистого и невероятно обаятельного живчика встречать в этот мир и не пускать в тот.

- Нет, велосипеда у меня не было - жили небогато. А самый памятный и дорогой подарок детства - книги. Первая огромная про зверей и динозавров с цветными картинкам, а уже в школьные годы родители подарили «Занимательную химию» и «Занимательную физику» Перельмана. Самые прекрасные книги в моей жизни. Я до сих пор по телевизору смотрю только National Geographic.

За дерзкие роды исключительно естественным путем, упрямство и хроническое нежелание выписывать «нужные» дорогие лекарства его не слишком жаловали еще с советским времен, но Зильбермана грех тщеславия явно обошел стороной. Он не раз отказывался и от аспирантуры, и от мест в лучших клиниках Израиля, Германии, Франции и США.

- На фига? Что, в Одессе перестали рожать? Хотя в нашей консультации в 17:45 эти странные женщины отключают лифт. Немножечко неудобно - у меня прием до 18:00 в лучшем случае. Мы спускаемся в сорокоградусную августовскую жару по старой советской лестнице. Зильберман в свои 76, покашливая, бежит впереди и ворчит: «Ну ладно я, а если беременная тут будет идти? Ей же может стать нехорошо». Он был нежеланным ребенком. И вообще не должен был появиться на свет. Ну, или прожить не больше года.

Ему удалось не просто выжить, а стать проводником - спасать, вытягивать, приглашать в этот мир сотни новых жизней. Он веселит, вселяет надежду и в свои 76 нагло наслаждается жизнью - и в родзале, и в модном баре с коктейлем, и на джазовом концерте, и в синагоге. Маленького роста, с кудрявыми волосами, выдающимся носом и гигантской звездой Давида на шее он кричит по дороге домой кому-то в телефон:

- Да, если все в мире будет нормально, то завтра с 10:00 я в консультации. Ша, не реви! Кто сказал, что ты бесплодная?! Кто-кто? Господь Бог? Нет? А кто? А-а-а... профессор. Накакай ему на голову. Приходи завтра.