Люди старшего поколения помнят его, талантливого декламатора, литературоведа и прозаика, выступавшего с публичными лекциями, а также на телевидении с интересными рассказами о различных случаях, произошедших с ним самим либо с различными знаменитыми людьми. Его удивительное общение со зрителями давало так много положительной энергии, что даже острые на язык Фаина Раневская и Самуил Маршак называли его чародеем и кудесником. Но и вне сцены он обладал превосходным даром перевоплощения, умел импровизировать и сходу подбирать тональность общения с собеседником. Имя этой личности – Ираклий Луарсабович Андроников.

Родился будущий прославленный литературовед в Санкт-Петербурге 15 сентября 1908 в смешанной семье. Отец, Луарсаб Андроникашвили, был выходцем из древнего дворянского грузинского рода, и на момент рождения сына имел адвокатскую практику в столице. Мать, Екатерина Яковлевна Гуревич, происходила из интеллигентной еврейской семьи. К слову сказать, ее отец и дедушка Ираклия, Яков Григорьевич Гуревич, был известным филологом и организатором Петербургских Бестужевских лекций. За ним числится основание прогрессивной приватной гимназии и организация издания «Русская школа».

В родительском доме постоянно бывали творческие личности, рассказы которых помогли усилить природную тягу молодого человека к гуманитарным наукам, интерес к искусству и литературе. Детские годы Ираклия пришлись на череду войн и революций, переездов из Петербурга сначала в Москву, а потом в Тифлис, однако это не помешало ему в учебе. Школьное образование он завершил в 1925 году и сразу же подал документы на историко-филологическое отделение Ленинградского университета. Попутно он поступил и на словесный факультет Института истории искусств.

По воспоминаниям самого Андроникова, он мечтал стать дирижером, но родителям боялся в этом признаться. Свое желание он воплощал в шутливой форме, перевоплощаясь в дирижера во время пребывания в гостях. Попутно он копировал повадки и разговоры знаменитых людей, искусно копируя их жесты, мимику, артикуляцию в процессе чтения различных монологов. Люди, наблюдавшие за данным действом, воспринимали подобные сценки с восторгом.



Во время одного из таких шутливых выступлений талантливого юношу приметил известный в те времена музыкальный критик, историк балета и театровед Иван Соллертинский. Имея филологическое образование, он обладал острым умом, знал свыше двух десятков иностранных языков, был талантливым публицистом. Именно Соллертинский сумел разглядеть талант Андроникова, после чего пригласил его стать лектором в городской филармонии. Молодой человек, всю жизнь мечтавший о музыке, немедленно согласился.

Так в 1930 году Ираклий Андроников, став дипломированным литературным работником, специализирующимся на журнально-газетных публикациях, устроился на должность второго лектора в Ленинградскую филармонию. Базовыми темами для своих выступлений он избрал публикации юмористических изданий «Чиж» и «Еж». Конечно же, уровень ответственности между домашними выступлениями для друзей и концертами на сцене колоссальный. Молодой лектор был так сильно взволнован, что перед выступлением обратился к гипнотизеру.

Опытный специалист, выслушав длинный монолог своего пациента, сказал ему, что такая боязнь является обычной реакцией здорового человека на новые обстоятельства. Он уверил Ираклия, что зрители отнесутся к нему вполне лояльно. А если сейчас провести гипнотический сеанс, то его впоследствии придется повторять перед всеми последующими выступлениями. Поэтому не надо бояться, и все получится. Так впоследствии и вышло. Во время своего первого выхода на сцену Андроников допустил единственную оплошность: волнуясь, он стал к залу спиной. Однако ее помог быстро исправить голос из суфлерской будки, приказавший развернуться. Очень быстро выступления Андроникова стали пользоваться завидной популярностью. А о произошедшем конфузе декламатор вспоминал впоследствии уже с улыбкой.

С появлением в Советском Союзе телевидения аудитория зрителей Андроникова значительно расширилась. Не в последнюю очередь этому способствовал цикл передач «Ираклий Андроников рассказывает», вышедший в эфир летом 1954 года. В них мастер слова читал собственные произведения. У него был особенный дар – создания эффекта присутствия человека, о котором рассказывал, вызывая у публики и смех, и слезы, и возмущение, и сострадание. Причем сами зрители настолько живо представляли ситуацию, будто находились где-то неподалеку.

Спустя десятилетие, в 1964 году, вышла в свет книга Андроникова, в которой были собраны воедино плоды его многолетних биографических исследований жизни Лермонтова. А в дальнейшем, во время создания «Лермонтовской энциклопедии», его даже пригласили стать членом редакционной коллегии данного издания.



Несмотря на то, что судьба мастера слова выглядела вполне благополучной, в ней был один трудный эпизод, связанный с репрессиями против интеллигенции 1930-х годов. Произошло это в 1931, когда Ираклия неожиданно арестовали, инкриминируя ему антисоветскую агитацию. Наряду с Андрониковым в подобном деянии обвинялись Александр Введенский, Даниил Хармс и некоторые другие деятели искусства. Эти, так называемые, «антисоветчики» проходили по делу под номером 4246. Почти всем им было вынесено суровое наказание.

Но что интересно, имя Андроникова из этих документов было изъято. Сам же литературовед по причине недоказанности вины был освобожден, и больше не подвергался никаким репрессиям. Для того периода подобное великодушие казалось немыслимым, но так действительно произошло. Подобные факты наводили некоторых историков на мысль, что Андроников был провокатором, однако никаких доказательств этого ими не найдено.

До самого конца жизни Ираклий Луарсабович работал как пародист, писатель и чтец, сочетая в себе наряду с актерским талантом еще и истинную одержимость исследователя. Его телевизионные рассказы привлекали внимание зрителей своей незатейливой простотой и глубиной смысла. Рассказывая о конкретном человеке, мастер находил такие жесты и движения, в которых точно виделся известный персонаж. К сожалению, жизнь великого рассказчика закончилась 11 июня 1990 года. Он покоится на Введенском кладбище Москвы.