Наверное, он был не только талантливым, но ещё и очень везучим человеком.

Юный революционер

В Москву семья Эренбурга перебралась через пять лет после его рождения. А родился он в Киеве – 14 (27) января 1891 года, и звали его тогда Элияху, по батюшке – Гиршевич. Когда именно Элияху Гиршевич стал Ильей Григорьевичем, точно неизвестно, однако очевидно, что предназначалась эта трансформация не для маскировки еврейского происхождения: Эренбург даже в самые антисемитские времена не пытался скрывать свою национальность.

Он поступил в Первую московскую гимназию, которая не только была одной из лучших, но ещё и одарила Эренбурга полезным (и опасным) знакомством – вместе с ним учился Николай Бухарин, видный большевик, а с 1937 года – враг народа. Ну а пока парочка гимназистов бунтовала: бегала на сходки, связалась с большевистским подпольем, распространяла листовки. В конце концов, Эренбург был из гимназии изгнан, а потом так и вовсе на полгода арестован как «районный агитатор».



Встревоженные родители, разумеется, хотели удалить сына из опасного окружения. И в 1908 году юный революционер был отправлен в Париж.

В Париже

Прекрасный Париж быстро отвлек Эренбурга от политики – здесь он увлекся литературой. Писал стихи – и они печатались, стал богемным человеком – был знаком с Риверой, Модильяни, Пикассо, Шагалом, Волошиным, Аполлинером, издавал сатирические журналы с карикатурами на живущих в Париже русских, в том числе даже на самого Ленина. И предавался духовным исканиям: иудаизм его не привлекал, он пытался найти подходящую для себя религию и, по слухам, даже подумывал о католическом монастыре, но ни католиком, ни православным так и не стал.

В результате Эренбург женился (правда, неофициально) на Екатерине Оттовне Шмидт, которая, вопреки очевидному, не была дочерью Отто Юльевича Шмидта. Их союз был недолгим, вместе они прожили всего три года – но именно в этом мимолётном браке у Эренбурга в 1911 году родился его единственный ребенок, дочь Ирина.

Агент Врангеля

Первую мировую Эренбург провёл журналистом, писал военные репортажи для «Биржевых ведомостей» и «Утра России». Ну а на родину он вернулся вскоре после Февральской революции – и, похоже, поспешил: октябрьские события ему совсем не понравились, в приходе к власти большевиков он увидел катастрофу, а их лидера позволил себе обозвать «лысой крысой» и «картавым начётчиком». В общем, он решил снова эмигрировать, но ничего у него не вышло. И тогда он отправился в Полтаву, к матери, а когда та умерла, отбыл в родной Киев.

Украина 1918–1919 годов была не самым спокойным местом, тем более для еврея. Гетман Скоропадский, петлюровцы, большевики, деникинцы, махновцы, поляки, снова большевики… Грабежи, убийства, еврейские погромы… Но именно на фоне этих событий происходит ещё одна судьбоносная встреча: в Киеве Эренбург знакомится с любовью всей своей жизни. В 1919 году он женится на своей двоюродной племяннице Любови Козинцевой, впоследствии ставшей известной художницей.

В поисках более спокойной жизни молодая пара перебирается в Коктебель, к Максимилиану Волошину – по дороге Эренбурга чуть не утопил пьяный белогвардеец, собравшийся крестить его прямо в море. Впрочем, другой белогвардеец его спас – опять повезло! Так что до Волошина они добрались, но Крым 1920 года особого благополучия предложить не мог, и Эренбурги переезжают в Москву, где Илья Григорьевич был немедленно арестован как врангелевский агент. Но вмешался старый друг Бухарин – Эренбурга отпустили, причём очень быстро. И – снова спасибо Бухарину – семье было позволено отбыть на Запад.

Предсказание Холокоста

Оказавшись в Берлине, Эренбург занялся прозой, и в 1922 году опубликовал свой первый роман – «Необычайные похождения Хулио Хуренито», написанный меньше чем за месяц. В этом произведении, название которого на самом деле было значительно длиннее, чуть ли не на полстраницы, он в страшных подробностях предсказал Холокост: «В недалёком будущем состоятся торжественные сеансы уничтожения иудейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжире и во многих иных местах. В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, также реставрирование в духе эпохи: сожжение иудеев, закапывание их живьём в землю, опрыскивание полей иудейской кровью и новые приемы, как то: "эвакуация", "очистка от подозрительных элементов"…»

Годом позже у Эренбурга вышел ещё роман – «Жизнь и гибель Николая Курбова»: там герой сводит счёты с жизнью из-за конфликта между любовью, революционным долгом и разочарованием в НЭПе. Вполне антитоталитарный роман, за такое кому другому не поздоровилось бы, однако Эренбургу и это сошло с рук: в 1924 году он посещает СССР, выступает там с лекциями о европейской культуре. А потом вновь отбывает на Запад, на этот раз – во Францию. И здесь, в любимом с юности Париже, он живёт до 1940 года, сотрудничая с советской прессой, много общаясь с левыми европейцами, запросто путешествуя по миру и при этом регулярно посещая родину и сохраняя её гражданство. И выпуская книгу за книгой…

Советский писатель

Век был сложный, и судьбы людей складывались так же сложно, а порой – непредсказуемо. Как автор написанной сразу после революции «Молитвы о России», сборника стопроцентно антибольшевистских стихов, стал вполне советским писателем и даже «человеческим лицом» сталинской пропаганды? Но стал же. Да, он позволял себе не петь верноподданнических од Сталину, и тем не менее проводившаяся СССР политика нравилась ему всё больше, особенно с тех пор как в Германии к власти пришли нацисты.

Впрочем, может, на самом деле он и не был в восторге от того, что происходило в Союзе, – но он был умным, и он был дипломатом. Видимо, он понимал, что его сдержанность по отношению к Советской власти может либо навсегда закрыть ему дорогу домой, либо превратить его очередной визит в СССР в ловушку… Словом, к тридцатым годам, Эренбург, с юности тяготевший к авангардному искусству, стал приверженцем социалистического реализма.

Во время Гражданской войны в Испании Эренбург поехал туда корреспондентом «Известий» и провёл в воюющей стране три года. Познакомился с Хемингуэем, быстро выучил испанский, был общителен и храбр, не боялся линии фронта, а его страстные репортажи охотно перепечатывали СМИ многих стран – наверное, в те годы он был одним из самых известных военных журналистов мира. И он действительно ненавидел фашизм.

И, конечно, его не могла радовать нежная дружба, возникшая между СССР и Германией. Впрочем, эта «дружба» оказалась для Эренбурга ещё одним подарком судьбы – именно из-за неё писатель смог беспрепятственно покинуть оккупированный немцами Париж и в 1940 году вернуться в Москву. И за книгу «Падение Парижа» в 1942-м получить свою первую Сталинскую премию.

Эренбурга не курить!

В войну Эренбург стал корреспондентом «Красной звезды» – его статьи были такими страстными и зажигательными, что, по воспоминаниям Константина Симонова, солдаты даже не рвали их на самокрутки. А ещё Эренбург вместе с Симоновым придумал лозунг «Убей немца!» Гитлер даже называл Эренбурга «домашним евреем Сталина» и велел как можно скорее поймать и повесить, желательно – на Красной площади.

Вполне естественно, что Эренбург стал одним из видных членов Еврейского антифашистского комитета – он собирал документы о преступлениях фашистов против еврейского народа. Его свидетельства вошли в «Чёрную книгу», которая была опубликована в США и в Израиле, а в СССР – нет. Ну а когда через несколько лет после войны ЕАК был обвинен в космополитизме и разогнан, а всё его руководство репрессировано, Эренбург чудесным образом опять остался цел и невредим.

А ещё с войны он привез себе внучку – девочку Фаню из Витебска, на глазах у которой фашисты расстреляли всю её семью. В то время единственная дочь Эренбурга, Ирина, овдовела – её муж, писатель Борис Лапин, погиб под Киевом, и Фаня стала её приёмным ребенком.

О «великом кормчем»

Сталинская премия за «Падение Парижа» была не единственной наградой. Ещё в 1937 Эренбург получил орден Красной Звезды; в 1944 – орден Ленина: французы наградили его орденом Почётного Легиона.

После войны он продолжил поездки по миру – отправился в Германию на Нюрнбергский процесс, посетил Америку. Получил ещё одну Сталинскую премию – за роман «Буря». А в 1949-м опубликовал в «Правде» статью к 70-летнему юбилею Сталина… Конечно, сейчас нам легко осуждать тех, кто жил в то страшное время. И всё же сегодня читать этот, увы, очень талантливый и невероятно фальшивый панегирик и жутко, и неприятно. И в то же время – и немного смешно:

«Для миллионов простых людей Сталин — близкий человек. Много раз я видел проявления этой чистосердечной любви. "Хотел бы я вырезать для Сталина замечательную трубку", — говорил старый норвежец в Лилиангамере. Виноделы-бургундцы, вчерашние партизаны, мне сказали: "Мы откладываем для Сталина самые хорошие бутылки, — может быть, когда-нибудь он попробует наше вино". Когда советские войска освободили Белоруссию, военный корреспондент рассказывал населению о работе Сталина в годы войны. Старая колхозница внимательно слушала, а потом всплеснула руками: "Спит-то он когда? Передохнуть ему нужно". В Риме молодой восторженный паренек сказал мне: "Ты обязательно передай привет товарищу Сталину от каменщиков". Другой цыкнул: "Разве можно его беспокоить! Один он на всех". <…>

В неспокойную погоду на море у руля стоит капитан. Люди работают или отдыхают, смотрят на звёзды или читают книгу. А на ветру, вглядываясь в тёмную ночь, стоит капитан. Велика его ответственность, велик его подвиг. Я часто думаю о человеке, который взял на себя огромный груз, думаю о тяжести, о мужестве, о величии. Много ветров на свете. Люди работают, сажают яблони, нянчат детей, читают стихи или мирно спят. А он стоит у руля!»

Ещё одна, третья, Сталинская премия – «За укрепление мира между народами» – ждала его буквально накануне смерти вождя. А в 1961 он получил ещё один орден Ленина.



Вообще же отношения Эренбурга с властью были весьма загадочны. Давид Самойлов называл его «крайне западным флангом сталинизма», но истинным сталинистом Эренбург, умный, талантливый, образованный и повидавший мир, быть, конечно, не мог.

Тот факт, что он выжил при Сталине, сам Эренбург считал чисто лотерейным везением. Возможно, так оно и было. А может, он просто нравился Сталину или просто казался полезным. Говорят, Иосиф Виссарионович даже до некоторой степени к нему прислушивался: так, есть мнение, что «дело врачей» было прекращено именно после письма Эренбурга. Другие объясняют его неприкосновенность мировой известностью – но мало ли таких «всемирно известных» сгинуло в сталинских лагерях? Всё же, наверное, было во взаимоотношениях писателя и «великого кормчего» что-то ещё, чего мы не знаем – то, что давало власти основания доверять Эренбургу и держать его на «длинном поводке».

Увидеть Париж и умереть

Ну а как только Сталин умер, Эренбург опубликовал роман «Оттепель» – потом так стали называть целую эпоху. А когда в 1966 году зашла речь о реабилитации Сталина, Эренбург подписал «Письмо тринадцати» – открытое послание в ЦК КПСС, в котором 13 представителей науки и искусства писали, что «реабилитация Сталина в какой бы то ни было форме являлась бы бедствием для нашей страны».

Свою самую знаменитую книгу – мемуары «Люди, годы, жизнь» Эренбург начал в конце пятидесятых. Понимал, что работать над воспоминаниями будет до конца своей жизни – так оно и вышло, он сдавал её в печать частями. Этой книгой зачитывались, по тем временам она, хоть и пострадавшая от цензуры, была невероятно смелой, честной, свободной и интересной. Хотя вряд ли Эренбург рассказал в ней хотя бы треть того, что он знал и думал на самом деле.

Он скончался 31 августа 1967 года и похоронен на Новодевичьем кладбище. Его называли самым еврейским из русских писателей – или самым русским из писателей еврейских. А ещё он был самым «французским» из писателей – что русских, что еврейских: он так прекрасно писал о Париже! И, говорят, перед смертью он мечтал вновь оказаться в так любимом им городе. Кстати, фразу «Увидеть Париж и умереть» придумал тоже Илья Эренбург.