До приезда в Израиль, после многочисленных уроков с репетитором на фоне моих бывших одноклассников в маленьком западноукраинском городке, где прошло мое детство, я был убежден, что довольно неплохо знаю английский, и только когда меня перевели в израильский класс, я осознал насколько недостаточны мои знания. Особенно сложно было учить совершенно новый для меня язык – иврит – одновременно с продолжением изучения английского.

В школе, произнося фразы на английском языке – пишу это и понимаю, что слово "фразы" не очень уместно, так как это были, скорее, скомканные, плохо построенные предложения в три- четыре слова – я вскоре понял, что, сам того не замечая, в английские предложения вставляю ивритские слова, вызывая радостный смех присутствующих одноклассников израильтян. Становиться шутом класса мне совсем не хотелось и я обратился к координатору новых репатриантов с просьбой направить меня на частные уроки английского. Частные уроки оплачивались министерством абсорбции, и вскоре я получил направление к репетитору.

Учителя английского языка звали Майк Картер, но с первого дня, когда он представился, он сказал нам, что предпочитает, чтобы его называли Картер, и его личное имя как-то забылось. На частные уроки английского языка у Картера дома мы с товарищем приходили вдвоем. Картер жил на первом этаже дома в пятнадцати минутах ходьбы от моего и преподавал английский в зале своей квартиры, что-то переделав в квартире и изолировав оставшиеся комнаты таким образом, что ученики не могли их видеть.

Когда мы приходили на занятия, Картер всегда сидел за длинным закрытым столом поперёк зала, спиной к дверям, которые вели в жилую часть квартиры, не переставая курил какие-то уж слишком вонючие коричневые и очень тонкие сигареты. В годы, когда с курением еще не боролись, переворачивая левой рукой страницы учебника, правой Картер закуривал новую сигарету от огрызка только что выкуренной, умудряясь держать обе сигареты в одной руке и не заморачиваясь здоровьем и обонянием своих посетителей – не нравится, уходите. Сигареты запредельно воняли, но как ни странно, запах вонючих сигарет в комнате был скорее уместен, перебивая другой не менее неприятный запах – у Картера была маленькая собачонка Мисси, смесь таксы с дворняжкой, которую, видимо, ни у кого не было времени выводить на улицу, и она считала зал квартиры своим личным туалетом, предпочитая ходить по-большому на разложенные на полу листы газеты «Нью-Йорк Пост». Во время самих уроков собачонка обычно взбиралась на диван, стоявший у стены напротив стола, за которым мы занимались, и дрыхла себе там, не обращая никакого внимания на учеников Картера.

Картер, казалось, совсем не спешил прибрать газеты с кучками жизненной активности своей Мисси, и мы с другом зачастую совсем не тонко намекали ему на это, удивляясь, что он никогда не отвечает и сразу находит другую тему для разговора. На первые уроки я приходил, брезгливо оглядываясь и осматривая пол квартиры, чтобы не вступить в кучку, но вскоре понял, что Мисси считает себя слишком чистоплотной, чтобы ходить на голый пол, и ходит исключительно на подстеленные газеты. Позже, после нескольких уроков, оценив человеческие качества Картера, я как-то свыкся с запахами его квартиры и перестал обращать внимание на кучки Мисси, хотя над самим Картером и его неопрятностью мы с другом продолжали подтрунивать регулярно.

Картер был первым репатриантом из США, с которым я познакомился лично в Израиле. Он почти не говорил на иврите, и для меня это было очень кстати – с первого дня нам приходилось изъясняться с ним исключительно на английском языке. Картер рассказывал, что в своей прошлой американской жизни он работал на бирже, говорил, что совсем недавно в Нью-Йорке он был миллионером, а потом все оставил и приехал в Израиль. Почему он так поступил, Картер никогда не рассказывал, и мы с другом отнесли его в разряд чудаковатых американцев. Хотя, забегая вперед, скажу, что за все годы пребывания в Израиле, "нечудаковатых" американцев-израильтян, я так и не встретил.

Официального учительского образования у Картера не было, но каким-то чудесным образом ему разрешили подрабатывать, помогая школьникам новым репатриантам в изучении английского. На уроках, помимо изучения самой грамматики и чтения, мы много разговаривали. Картер рассказывал про жизнь в США и спрашивал нас о жизни в СССР – такое общение на живом английском было для меня не менее полезным, чем изучение языка по учебнику. Говорили про все. Много говорили про американский футбол – Картер чертил что-то на бумаге, пытаясь объяснить нам правила. Бейсбол Картер не любил, а вот баскетбол с Майклом Джорданом в составе непобедимых Чикаго Буллс занимал его внимание не меньше нашего. Правда, он всегда болел за «Нью-Йорк Никс» и даже был знаком лично с легендарным центровым Патриком Юингом. Еще, помню, что как-то речь зашла о вегетарианцах и, вытаскивая новую сигарету из пачки, Картер пошутил, что мясу живых животных он предпочитает мясо умерших.

Благодаря Картеру за несколько месяцев, пока мне продолжали оплачивать частные уроки, я неплохо подтянул свой английский и хотя бы перестал вставлять ивритские слова в разговорную речь. Уже через много лет я разговорился с коллегой-адвокатом, выходцем из Нью-Йорка, и слово за слово выяснилось, что он знаком с Картером и его семьей. Коллега рассказал мне, что в американской жизни Картер действительно был успешным биржевым брокером, пока не попал в аварию – его машина перевернулась, Картер потерял обе ноги, а его жена не выжила. Картер переехал в Израиль и решил обучать детей репатриантов английскому. Бесплатно. Хотя мы всегда считали, что за наши уроки платит министерство абсорбции. За любимой собакой Картер ухаживать не мог – домработница приходила к нему по утрам, с восьми до десяти, и по вечерам, после восьми. А мы приходили к Картеру до прихода домработницы, обычно к шести вечера, и находили кучки, которые оставляла нетерпеливая Мисси…