Его зовут Дор Шахар, он владелец малого бизнеса из Ришон-ле-Циона, но когда-то он был палестинским подростком из Хан-Юниса, росшим в ненависти к евреям.

Теперь он сам еврей и израильтянин во всех отношениях, и он нисколько не скучает по своему детству в секторе Газа.

Рассказывая о своем детстве в Хан-Юнисе, Дор Шахар нервно снимает в руках салфетку, разрывает ее на кусочки и разбрасывает по столу. «Ой, что делаю, – он внезапно приходит в себя, возвращаясь из сектора Газа в шумное кафе в торговом центре в сердце Ришон-ле-Циона. – Вы напомнили мне о вещах, которые я не вспоминал уже давно».

– Вы думаете иногда о своем доме?

– Нет, это мне неинтересно. Что было, то было. Нужно всегда смотреть вперед, в будущее. Прошлое для меня не имеет значения. Чтобы ни пришлось мне испытать, я уверен, что всё было к лучшему.

Ему 39 лет, он не женат («Мне нужен покой»). Несмотря на то что он свободно говорит на иврите, в его речи всё еще чувствуется небольшой акцент, источник которого сначала трудно определить. Его необычная жизненная история включает в себя описание крайне тяжелых моментов, в которых он проявил неутомимое упорство в стремлении стать частью еврейского народа – несмотря на многочисленные преграды, которые выстроили перед ним израильские власти, и несмотря на полное понимание того, что назад дороги уже нет. Он вырос в обществе, которое учило его ненавидеть евреев и израильтян, и если он осмелится вернуться домой, его не ждет там ничего, кроме смертной казни.

Руки Дора дрожат от нервного напряжения, когда он вспоминает минувшее, но он делает глубокий вдох и начинает свой рассказ:

– Я родился в Хан-Юнисе. Меня назвали Айман. Я вырос в палестинской семье с пятью детьми, я был средним ребенком. Передо до мной были два старших брата, после меня две младшие сестры. Отец работал на стройке в Израиле, он уезжал на работу в воскресенье и возвращался в среду. Тогда для этого еще не требовалось специального разрешения, не было контрольно-пропускных пунктов, как сегодня. Все, кто хотел поехать, могли свободно сделать это. Моя мать, конечно, сидела дома. Она занималась готовкой, уборкой и воспитанием детей.

– Каким был ваш дом?

– Было нелегко. У нас были деньги, но родители были крайне скупы. Мы жили в общем доме с родственниками. Все мои дяди занимали три этажа дома, но только в нашей квартире не было электричества – так решил мой отец. У нас была спальня для родителей, спальня для девочек, а я с братьями спал в зале. Мы клали на пол матрасы, а по утрам складывали их в углу комнаты.

До 7 лет я находился дома. У нас не было детского сада, а потому мы все сидели дома. Я помню пыль, грязные штаны и общие игры на улице. Я видел израильтян только издалека. К нам приезжали солдаты и израильские граждане – они делали покупки на рынке Хан-Юниса. Мои братья уже учились в школе, и я завидовал им, я тоже хотел учиться. Моей мечтой было стать врачом. Когда меня записали в школу, я был просто счастлив.

В первом классе там учат тому, что в Израиле учат еще в детском саду. В первые месяцы меня обучали цифрам и буквам. Потом начались намного более серьезные уроки – раз в неделю учителя рассказывали нам о том, что евреи украли землю наших дедов, а израильские солдаты убивают женщин и детей. Нам объяснили, что мы будет бороться до последней капли крови, пока не вернем нашу землю – всю территорию Израиля. Нам сказали, что тот, кто убивает еврея, делает доброе дело и попадет за это на небеса. Я не смог принять этого.

– Почему?

– Учитель сказал, что у евреев три ноги. Но я видел израильских солдат, я видел евреев, которые приезжали делать покупки на нашем рынке, – и слова учителя были неправдой. В моей голове возникла путаница, и я встал и сказал учителю, что у меня болит голова. Он ударил меня, после чего отвел в свой кабинет, где избил меня кнутом и потребовал, чтобы мой отец пришел в школу утром на следующий день.

– Как отреагировали ваши родители?

– Я пришел домой в слезах и рассказал маме, что меня избил учитель. Она стала кричать и проклинать его, а ночью рассказала обо всём отцу. На следующий день он отправился в школу, в кабинет учителя. Через 15 минут он пришел в класс, вывел меня из комнаты, дал мне оплеуху и сказал: «Да, нужно убивать евреев. Когда придешь домой, тебя там ждет наказание».

После уроков я убежал в дом к бабушке и дедушке, родителям моей матери. Дома меня не искали – если ребенок сбежал, он обязательно вернется. Я пришел домой только через пару дней, но меня всё равно наказали, отец не изменил своего решения.

После этого случая Айман решил не возвращаться в школу.

– Каждое утро я шел по направлению к школе, но потом сворачивал к берегу моря. За час до окончания уроков я шел к школьным воротам и ждал, пока из них выйдут другие ученики, чтобы пойти вместе с ними домой. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не пришел домой и меня не спросили, как было в школе. Я сказал: «Нормально». Тогда мой отец показал мне письмо из школы, где было сказано, что меня там не видели уже целый месяц. Отец очень разозлился и сказал, что собирается наказать меня. Он взял в руки нож, включил газовую конфорку и положил возле нее гирю в полкилограмма. Я не понял, что сейчас произойдет. И тогда он взял нож и сказал: «Я убью тебя». Я кричал и плакал.

По нашей просьбе Шахар не стал рассказывать все подробности наказания. Он только сказал, что в какой-то момент в комнату вошли его дяди и сказали, что это уж слишком. Тогда отец сказал ему: «Ты больше не будешь ходить в школу. Теперь ты будешь пасти овец».

– В детстве я много слышал о Ришон-ле-Ционе – мой отец работал там. Я мечтал об этом городе. И тогда, в возрасте 11 лет, я украл из кошелька мой матери несколько шекелей и отправился туда на автобусе, вместе с другими арабами, которые ехали на работу.

Когда я вернулся домой, отец уже знал, где я был. Но, к моему удивлению, он не избил меня, а сказал идти спать. В три часа ночи он разбудил меня и взял с собой на работу. Мы поехали на строительную площадку, где он приказал мне наполнить бетоном ведра и принести ему. Я пожаловался, что они очень тяжелые, а он ответил: «Видишь? Все, кто приезжает сюда, делают это». Когда мне исполнилось 12 с половиной лет, отец решил, что я могу ездить с ним на работу постоянно.

С этого момента я начал планировать свой побег из дома. В течение трех месяцев я спал с отцом на строительном объекте и изучал город. И однажды ночью я сбежал. Я знал, что отец не станет меня искать.

– Как вы жили?

– Я начал работать охранником в районе строившихся вилл. Мне платили 50 шекелей за ночь. Я познакомился с владельцами этих домов. Они были очень добры ко мне, особенно одна семья тунисского происхождения. Они говорили со мной на арабском и иногда приносили мне еду и одежду. Когда их дом был достроен, они пригласили меня пожить у них.

Так я нашел себе приемную семью. Пришел Песах, и я сел с ними за праздничный стол. Я никогда не забуду этого. Впервые я видел за столом так много людей. Всё было очень празднично, а еда была очень необычной для меня. Я спросил, что значит этот праздник, и мне объяснили, что народ Израиля освободился и с ним произошли чудеса. Я сказал себе, что хочу, чтобы этот праздник стал и моим тоже. Я тоже хотел стать свободным.