Население нашего дома составляло пеструю палитру всевозможных национальностей, которые так были присущи Одессе. Мы, мальчишки, очень дружили, и ни один день рождения каждого не обходился без праздничного стола, выставленного во дворе. Греки и итальянцы, немцы и молдаване, евреи и украинцы, русские и поляки, населявшие наш дом, были хорошими соседями. Если наступала православная пасха всем разносили куличи и крашенные яйца, на еврейскую всех одаривали мацой. Помню, как на какой-то еврейский праздник, бабушка с мамой пекли печенье треугольной формы, и я с приятелем-итальянцем Витей Византинни разносил всем соседям. Были и печальные дни, когда все соседи сообща ставили во дворе несколько столов и поминали покинувших наш двор. Единственный человек, которого мы, мальчишки, ненавидели, был дворник-поляк Карл. Он неожиданно появлялся, когда мы играли в футбол, хватал мяч, доставал из кармана огромный складной нож и молча с улыбкой, резал его на куски. После десятого разрезанного мяча созрел план - Карла взорвать. Достали гильзу от артиллерийского снаряда, начинили сотней головок от спичек, сплющили края гильзы и воткнули в нее веревку, смоченную керосином. Карл жил в угловом полуподвале, к которому примыкал дворовой туалет. Там к его стене мы и поставили нашу "бомбу".

В полночь пай-мальчик немец Генрих Вегер поджег фитиль и убежал домой.

Вскоре раздался взрыв. Перепуганный Карл в кальсонах выскочил во двор и стал свистеть, вызывая милицию. Весь дом подняли на ноги. В результате взрыва только посыпалась штукатурка и вылетели стекла. Утром пришел участковый, но мы дружно все отрицали и родители подтвердили, что все были в кроватях. Все свалили на Яньку-босяка - одного полоумного бомжа, подкармливаемого нашим двором и всегда грозящего взорвать наш дом и всю Одессу.

Но резать мячи Карл продолжал. Мы потихоньку взрослели, и время стало нашему дому преподносить непонятные нам, пацанам, сюрпризы. Однажды ночью исчезла семья Вегеров. Дворник Карл, который по закону был понятым, только усмехался в рыжие усы и подымая к небу указательный палец говорил :- шпейонь!

Спустя некоторое время ночью увезли отца Витьки Византинни - стекольщика Николо - дядю Колю, прекрасного гитариста. Его жена - красавица тетя Варя -русская -осталась беременной и с двумя детьми - Витькой и смуглянкой Олечкой. Во дворе поселилась тревожная тишина. Все соседи подкармливали Варю с детьми. Но вскоре их выселили на "вольное поселение" куда-то за Урал. Квартиру опечатали. Однажды ночью дворник Карл вскрыл опечатанные квартиры и кое-что унес к себе в подвал. А потом в эти квартиры въехали новые жильцы. В квартиру немцев Вегеров въехала бездетная семья Тарасовых, шофера обкомовского гаража, непросыхающего матерщинника. В квартиру итальянца Византинни вселился милиционер с тремя маленькими девочками и пучеглазой женой Пелюшкой (Пелагеей).

В нашем подъезде в полуподвальной квартире жил удивительный человек - польский еврей Сигизмунд Пружанский - дядя Изя - первый трубач оркестра Одесского театра оперы и балета. Как только мы уходили в школу, дядя Изя наглухо закрывал свои окна и начинал трубить свои гаммы и упражнения по несколько часов ежедневно. Вечером он брал двоих желающих школьников и приводил в театр, по дороге объясняя нам, что мы увидим. Но больше всех он брал меня и соседкину дочь Галю Кировскую, вероятно в силу большего любопытства к его рассказам. Именно он, Сигизмунд Пружанский, привил мне с детства любовь к серьезной музыке. Галя Кировская, обладательница прекрасного голоса, по настоянию Пружанского, поступила в музучилище, куда он ее лично отвел. Во дворе стало тихо. Мы заметно повзрослели. А потом... началась война.

JОдессу освободили 10 апреля 1944 года, а 12 апреля, протралив фарватер от Тендры до пассажирского причала, мы вошли в порт поздно вечером. Всю ночь глаз не сомкнул. Утром, взяв дежурный " газик ", помчался по родным улицам домой.

А вот и наш двор. Полная тишина. Взлетаю одним махом на свой четвертый этаж. Квартира закрыта на висячий амбарный замок, с двери снята старинная бронзовая именная табличка. Стучу в двери напротив никого. Еще ниже какие-то незнакомые люди ни о ком ничего не знают. Спустился к Пружанским. Звонки не работают, света нет, полумрак. Дверь открыла незнакомая, закутанная в одеяло седая старуха. Я спросил, куда делись жильцы этой квартиры. Она долго смотрела на меня и вдруг кинулась на шею - Мишенька, родной, живой возвратился! Это была Татьяна Ивановна, превратившаяся в старуху. Она мне все и рассказала.

Первыми в город вошли румыны, и при них было относительно спокойно. Через неделю пришли немцы и начались облавы на евреев и коммунистов. Дворник Карл выдал дядю Изю. Его угнали в Доманевское гетто и там заживо сожгли вместе с другими восьмью тысячами евреев. Татьяну Ивановну зверски в полиции избили за связь с жидом. Далее дворник Карл выдал прятавшихся в дворовой катакомбе Павлика Розенберга и Галю Кировскую - их повесили на одной веревке за кольца дворовых ворот и три дня велели дворнику никого к трупам не подпускать. Где их прах никто не знает. В нашу квартиру дворник Карл вселил своих родичей. Я зашел в дворницкую и Карл двинулся мне навстречу с распростертыми руками. И тут я увидел наше старинное пианино "Беккер" с медными канделябрами, гордость моей мамы. Карла я бил смертным боем, пока он не свалился. Уходя, сказал, что вернусь через два часа, чтоб пианино было на месте, и ключи отдал Пружанской.

Послесловие

Дворника Карла арестовали через неделю после освобождения Одессы - у него при обыске обнаружили много награбленных вещей, в том числе и нашу фамильную табличку от двери (наверное думал что золотая).

Мои родители вернулись домой в июле 1945 года, ключи им передала верная Татьяна Ивановна, мы в это время тралили Керченский пролив.

Вернулся в наш двор Сашка Левинсон, демобилизованный майор авиации, Герой Советского Союза, и стал управдомом.

Каждый год 15 ноября Татьяна Ивановна вместе с Сашкой ездила в Доманевку, где сожгли ее мужа и Сашкиных родителей.

Татьяна Ивановна Пружанская умерла в 1951 году в возрасте 47 лет, а через полгода умер Сашка. Время не щадит никого и ушли из жизни мои родители.

Сменилось несколько поколений жильцов. Но когда я бываю в родном городе, всегда посещаю наш старый двор. Сняли с ворот ржавые металлические листы, и открылась кованная узорчатая надпись - "SALVE-1867". Вот когда родился мой двор. Я присаживаюсь на чугунную тумбу у ворот и слышу далекие голоса из моего детства...