Из израильских писателей он единственный, чьим именем названа улица в одном из городов Франции. Он стоит в одном ряду с Джойсом и Прустом, но на его исторической родине его произведения больше известны литературным специалистам, чем простым читателям. Сложился своеобразный парадокс.
Из израильских писателей он единственный, чьим именем названа улица в одном из городов Франции. Он стоит в одном ряду с Джойсом и Прустом, но на его исторической родине его произведения больше известны литературным специалистам, чем простым читателям. Сложился своеобразный парадокс: в мире творения этого писателя стоят на вершине израильской литературы, однако в еврейском государстве гением его не считают. Для руководства страны он был этаким «гадким утенком», и значительное количество местных интеллектуалов с таким мнением соглашались. Раскроем имя непризнанного гения. Это Давид Шахар.
Поразительно и необычно происходило воспитание будущего писателя. Он родился в Иерусалиме в светской и образованной еврейской семье. Произошло это в 1926 году. Родители Давида были коренными иерусалимцами, хотя их дальние предки приехали на Святую Землю из Российской империи и Венгрии. Родившись в светской семье, мальчик и отдан был для обучения в светскую школу. Однако, когда Давид достиг подросткового возраста, его родители разошлись. Начав устраивать собственные жизни, они совершенно перестали обращать внимание на воспитание сына, и тому не оставалось ничего другого, как перебраться к бабушке, жившей в ультрарелигиозном квартале Меа-Шеарим.
В этот момент произошло первое противоречие: светский ребенок, он в угоду бабушке по пути в школу надевал кипу, но едва приходил туда, то снимал ее и прятал в карман. Следует отметить, что становление Шахара как человека происходило в период британского правления в Палестине. В это время на подмандатной британцам территории происходили драматические процессы: регулярные кровавые погромы в заселенных евреями районах, производимые местными палестинцами, и ответное насилие, творимое бойцами еврейских подпольных организаций. Данные противоречия, наложившиеся на личные неурядицы, научили парня мыслить критически, выкладывая свои переживания на бумаге.
Закончив школу Бейт-ха-Керем, Давид отправился продолжать образование в Еврейский университет. Его направлением стало изучение ивритской литературы и психологии. Все поменялось, когда в 1948 году по решению международного сообщества в Палестине было образовано еврейское государство. На Земле Обетованной немедленно вспыхнула война, и молодой Шахар отправился с университетской скамьи на фронт. Грамотный боец отлично зарекомендовал себя, что помогло ему быстро продвинуться по службе. Вскоре Давид, пройдя путь от рядового солдата до офицера, стал командовать одним из подразделений ЦАХАЛ.
Работая в сфере службы образования армии, он стал участником всех основных конфликтов между Израилем и соседними государствами, происходившими на протяжении двух последующих десятилетий. Однако параллельно с армейской службой Шахар начал заниматься литературным творчеством. Уже в начале 1950-х были опубликованы его первые рассказы. В них описывался Иерусалим 1930-х годов, в старых кварталах которого разворачивались истории еврейских семей. Закономерным продолжением рассказов стал выход в свет романа «Лето на улице Пророков» в 1969, который стал первым в целой серии произведений, составивших многотомную эпопею «Чертог разбитых сосудов».
Писатель в данной серии романов ставил своей главной целью воссоздание единства мира Иерусалима периода его детских лет, которое распалось после 1948 на иорданскую и израильскую зоны.
С разделением Иерусалима, принявшего для писателя масштабы вселенской катастрофы, помогает справиться только память, которая склеивает потерянный город из пейзажей, запахов, звуков, образов. Именно она дает возможность мастеру погрузиться в пространство довоенного Иерусалима для совершения «тикуна», иначе говоря «исправления».
Самый значимый еврейский город у Шахара не относится ни к земле, ни к небесам. Его словно вырвали из привычного течения времени. Как в первом, так и в последующих романах эпопеи у писателя в Иерусалиме нет ни колючей проволоки, ни разделительной зоны. Его память, детские воспоминания, каббалистическая мистика, библейские отсылки сплетают такое место, где в приоритете не линейное историческое время, а субъективное авторское.
С точки зрения самого Шахара, данный подход больше походит на «взгляд арестанта», который вышел на улицу по истечении долгих лет затворничества и увидел, что она осталась все той же, находясь уже в другом времени и принадлежа иному миру. Желание творца воскресить утраченное время и подвигло критиков именовать его израильским Прустом, а его 8-томную эпопею «Чертог разбитых сосудов» сравнивать с семью частями книги Пруста, вышедшей под названием «В поисках утраченного времени».
После 1967 служба в армии утратила для Давида Шахара свою актуальность. Он полностью сосредоточился на литературе. В этот же период писатель начал открывать для себя Францию. Поначалу это были простые поездки, чтобы повидаться с женой Шуламит Вайншток, защищавшей в Сорбонне докторскую диссертацию. Потом он познакомился с родиной Марселя Пруста. Но чаще всего его привлекала Бретань, и не только потому, что это была курортная зона этой европейской страны. Там жила Мадлен Неж – переводчик его произведений, ставшая хорошей подругой писателя. Часто общаясь с ней, Шахар выучил французский язык. Мадам также помогала Давиду в издании во Франции его книг.
Творческое содружество Неж и Шахара расширило литературное пространство писателя. В своих произведениях он начал отправлять героев во Францию, в Бретань, где они находили убежище от жизненных катаклизмов. В свою очередь, благодаря переводам Мадлен Неж французская публика узнала еврейского писателя, который прочно встроился в контекст европейской литературы. Критики буквально превозносили писателя, ставя его в один ряд с выдающимися европейскими авторами: Достоевским, Фолкнером, Прустом, Джойсом. Вслед за Европой на Шахара обратили внимание и в США, где его произведения также хвалили.
К сожалению, в своей родной стране творчество писателя воспринималось довольно сдержанно. В основном это происходило из-за его принципиального отстранения от любого политического течения. Шахар считал, что все без исключения политические организации основаны на лжи, поэтому добра не могут приносить в принципе. Подобное отношение к ведущим политическим движениям Израиля не могло не вызвать ответной реакции, и литератор стал считаться в стране этаким «гадким утенком», к которому предпочитали не приближаться представители израильского истеблишмента.
Правда, писателя это мало тревожило. Для него главным было то, что его уважали в мире литературы. А там его достоинства оценили в полной мере. В 1973 году Шахару предложили возглавить Ассоциацию ивритских писателей. Вскоре он стал лауреатом ряда престижных литературных премий, как в Израиле, так и во Франции. В 1985 ему даже присвоили почетный титул командора Французского Ордена Искусств.
Жизнь мастера оборвалась 2 апреля 1997. Он скончался в Париже от отека легких. Спустя несколько дней тело писателя было перевезено в Израиль, где его похоронили в Иерусалиме на Елеонской горе. На церемонии прощания с Шахаром присутствовало всего несколько десятков человек.