Летом 1945 года Миклош Гардош весил меньше 30 кг и был смертельно болен. Врачи сказали, что жить ему сталось лишь полгода. Но вместо того, чтобы прощаться с жизнью, он взял в руки карандаш и начал писать письма 117-ти венгерским девушкам. Одна из них впоследствии стала его женой. Любовь победила болезнь. Сын Миклоша Гардоша, Петер, известный кинорежиссер и сценарист, снял фильм "Предрассветная лихорадка" о потрясающей истории своих родителей, переживших Холокост. Эта история не похожа ни на что, что было написано, снято по этой теме ранее. В ней нет ничего о жертве, в ней все - о всепобеждающей любви. В одном из интервью Питер Гардош рассказал, почему он решил поведать историю своих родителей всему миру, и почему его мама была категорически против экранизации.

Расскажите о своих детских воспоминаниях?

О том, что я еврей, я узнал в 10-летнем возрасте. Мы с друзьями возвращались из школы и уже когда прощались, мотузили сумками одного из мальчишек. Отец ожидал моего возращения у окна и видел эту сцену. Когда я вошел, он спросил меня, за что же мы били бедного ребенка, и я гордо ответил: "Он еврей". И тут совершенно неожиданно я получил пощечину. Такую сильную, что аж отлетел в сторону. От изумления я даже забыл заплакать. Отец никогда не бил меня прежде. "За что?" - только и сумел спросить я. И отец ответил: "Потому что ты тоже еврей". А потом развернулся и вышел из комнаты.

Я был потрясен. Я все свои 10 лет жил с осознанием того, что евреи - это такие люди, которых надо бить. Это очень странное чувство, в один момент оказаться по другую сторону барьера.

А про концлагерь ваши родители когда-нибудь рассказывали?

Когда я был маленьким, то я не интересовался этим. Позже, когда уже жил отдельно, по воскресеньям я приходил в гости к родителями. Вот тогда и просил отца рассказать, что происходило в лагере. Но он всегда уходил от ответа, говорил "давай в другой раз". Возможно, мне стоило быть понастойчивее. Хотя не думаю, что это помогло бы...

А как же тогда вы узнали истинную историю их отношений?

Отец умер в августе 1998 года. После похорон мама вручила мне две пачки писем, перевязанных тесемочкой, и попросила прочесть все. Я был потрясен, когда начала читать. Я не понимаю, почему они никогда не рассказывали мне о них. Когда я сел писать роман по истории этих писем, я как будто заново знакомился со своим отцом. Я всегда знал, что он очень умный человек, открытием для меня было его потрясающее чувство юмора. Он всегда был очень застенчивым и замыкался, когда речь заходила о личном. И вдруг я узнаю, что он был таким авантюристом, решившись написать все эти письма. Он запросил в Красном кресте адреса девушек-венгерок, которые так же, как и он, проходили лечение в Швеции. Ему прислали аж 117 адресов. И он решил написать одновременно всем.


Скажите, а есть у вас объяснение тому, почему человек, которому врачи отмерили всего полгода жизни из-за открытой формы туберкулеза, берется писать письма 117-ти незнакомым девушкам?

Знаете, отец был оптимистом. Ведь это был далеко не первый смертельный приговор, который ему удалось пережить. Моя мама тоже оптимистка, как и отец. И я унаследовал от них это качество, и это очень ценно.

Когда отец услышал диагноз врачей, он подумал: "Плевать! Я буду жить вопреки всем этим диагнозам, и точка!"

Когда после окончания войны отец освободился из концлагеря Берген-Бельзен, он весил всего 27 кг, а мама - и того меньше, 26. Она не могла ходить, писать. Санитарки, которые снимали ее с корабля, на котором бывших узников концлагерей доставляли в Швецию на лечение, подумали, что несут 9-летнюю девочку.

Вы представляете, какая нужна была воля к жизни, чтобы спустя всего три месяца уже взять в руки карандаш и начать писать. Причем красиво, каллиграфически выводить буквы. Да чтобы написать физически эти 117 писем, отцу понадобилась неимоверная для него в том состоянии физическая сила. Он писал лежа, выводя стоки карандашом.

Отправляя эти письма совершенно не знакомым ему людям, он словно бросал в океан бутылки с записками в надежде, что отыщется человек, который окажется точным адресатом.

Среди 117-ти получательниц писем одной из них оказалась ваша мама. Вы назвали ее Лили в вашей книге. Как вы думаете, чем ваш отец завоевал ее? - Он покорил маму своей эрудицией и интеллектом. Ведь мой отец был ходячей энциклопедией всей мировой литературы, он наизусть читал всего Гейне в собственном переводе. В Дебрецене в 1938 году даже вышел сборник его собственных стихов. Он был поэтом. Он разработал очень изящную стратегию ухаживания за мамой. И 18-летняя девушка была покорена его талантами. Я наблюдал, как менялась тональность их писем, как они становились все теплее и лиричнее. И вот она посылает в подарок отцу носовой платок, сделанный собственными руками.

А как вы воспринимаете решение вашей матери отказаться от иудаизма и перейти в католицизм?

Мама никогда не говорила со мной об этом. Когда я дал ей почитать сценарий, она перезвонила и категорично заявила, что не разрешает мне снимать этот фильм. Я спросил, почему. В ответ она сказала, что в этом сценарии слишком много лжи. Я решил уточнить, что конкретно она имеет в виду, ведь я писал его по письмам. И она привела в пример сцену, где Лили говорит о своем решении стать католичкой. "Я этого никогда не хотела", - сказала мне мама. И тогда я привел ей цитату из ее письма. Она ведь никогда не перечитывала своих писем.

И что сказала мама?

Она не поверила. Мама долго молчала в телефонную трубку. Она сказала, что совершенно не помнит, чтобы она писала или хотела такого. Она подумала, что у нее развивается болезнь Альцгеймера из-за того, что она совершенно не помнит таких своих желаний.

Думаю, это произошло оттого, что она никогда искренне и не хотела перестать быть еврейкой. Она просто под ударами судьбы в какой-то момент подумала, что если "снять" с себя еврейство, то и все проблемы сразу разрешатся. Они с отцом думали, что еврейство можно снять из-за спины, как рюкзак. В тот момент они с отцом были так зациклены на идее отказа от иудейства, что даже окрестили меня в 1948 году. В Венгрии тогда уже начиналась коммунистическая истерия, и крестить детей было небезопасно. Но отказаться от еврейства для родителей тогда казалось важнее, и они все-таки рискнули, договорились со знакомым католическим священником и крестили меня.

Тем не менее, в романе есть раввин, который сумел отговорить ваших родителей от обряда крещения и пообещал организовать им еврейскую свадьбу. А как было на самом деле? – И в жизни раввину удалось уговорить родителей. Свадьба таки была еврейской, все, как описано в моем романе. Но вместе с тем, тревоги о судьбе сына никуда не ушли. Они подумали, что если уж еврейство - их крест, то сыну совсем не обязательно страдать и мучиться.

Раввин сделал все, как обещал. Свадьба состоялась в Большой синагоге Стокгольма. И сам шведский король Густав V направил молодоженам, пережившим ад немецких концлагерей, поздравительную телеграмму.

Ваша книга называется «Предрассветная лихорадка» – каждое утро у вашего отца поднималась температура из-за болезни, и каждое утро он измерял ее с надеждой на выздоровление. Скажите, он на самом деле верил, что сможет побороть туберкулез?

Отец был настоящим игроком, азартным человеком. Он поставил на кон свою жизнь и выиграл. Так мне это видится. Когда врач спустя время обследовал его и обнаружил, что каверны в легких затягиваются, он, ошеломленный, сказал тогда, что исход заболевания решался не в легких, а в голове, в мозгах. Отец так сильно верил в жизнь, что жизнь победила. Любовь победила!

Отец сохранил результаты всех своих анализов. И когда я начал работать над романом, то показал их известному пульмонологу. Тот сказал, что лечение этой формы туберкулеза было открыто лишь в 1948 году. Поэтому отец знал, что говорил, когда утверждал, что его излечила любовь.

Как вы думаете, о чем все-таки эта история? Она ведь не о Холокосте? Или все-таки о нем? Или об умении побеждать, не сдаваться, верить и бороться?

Вы правильно все угадали, именно об этом Об умении не сдаваться никогда, храня в себе огромную жажду жизни. Это сидело не только в моем отце, но и во мне, в наших прадедах и прабабушках. Оптимизм и жажда жизни - самые главные черты характера моих родителей, которые помогли им выжить в нечеловеческих условиях.

Я неплохо знаю литературу, и когда прочитал эти письма, то сразу понял, что хочу писать об этом, хочу снять фильм.

В литературе о Холокосте почти всегда сквозит лейтмотив о том, что после пережитого нельзя продолжать жить, как будто ничего и не было. История моей семьи - исключение.

В письмах моих родителей почти не говорится о концлагере. Всего пару раз мельком. В них говорится о другом: я хочу жить, я хочу любить и хочу все начать с чистого листа.

Мне кажется, я должен был увековечить этих двух людей, своих родителей, которые пережили ад и сумели сохранить в себе такую неимоверную жажду жизни. Это очень красиво и очень трогательно.

Купить книгу можно в интернет-магазине по этой ссылке.