Январь 1991. Война (в Заливе) ещё не началась, но нам объясняли, что «вот-вот».

Кто объяснял?

И, главное, «как».

Вот об этом без пафоса.

Дело в том, что в ручную самолетную кладь мы с братаном ухитрились вложить телевизоры. Сегодняшний плоский LED в портфель — это почти ерунда. А в 1990 году нормальный телевизор выглядел более чем солидно. Но провезли и привезли. Что интересно, получив причитающиеся ему 220 вольт из розетки в арендованной нами квартире, «Тошиба» стал работать как и положено изделию произведенному в Японии. (Подчеркиваю — в Японии. Китайское производство в 1990 ограничивалось текстилем).

Ну-с, «Тошиба» работает, следовательно «говорит и показывает». И вот, если с «показывает» проблем никаких, то вот насчёт «говорит»...

Разговорная составляющая ТЕХ телепередач воспринималась нами как некая фоновая мелодия без понимания содержания, а тем более, смысла. Ну откуда, у 4 довольно взрослых и одного подростка из Киева вот так сразу, спустя 2 недели после прилета появится понимание чего либо, произнесенного не по русски. Ладно не по-русски, на худой конец по-английски. Но нет. Мы в Израиле. В Израиле 1991 года. Широкий выбор телепрограмм составляют 2 (прописью-два) телевизионных государственных канала. 1-й и 2-й. Надо отдать им должное, все таки, позаботились о нас. Не сразу, но вскоре, появились титры кириллицей. Стало понятно содержание происходящего на экране.

Итак, дождливый вечер в Беер-Шеве января 91 года. Всё наше семейство в салоне съёмной квартиры у телевизора. 1991 год - мы всё ещё советские телезрители. Что сие означает? А вот что. С одной стороны советский телезритель был заточен так — если Что-ТО показывают и говорят из телевизора значит ЭТО и есть истина в последней инстанции. (Во что это превратилось сегодня, напоминать не буду, интернета не было.)

Однако в том же флаконе было было и ещё кое что.

Что именно?

Вот тут, случайно на вскидку, попалась реплика: «Дикторы времен (исторически) первых радиопередач работали во фраках и накрахмаленных манишках, хотя никто из радиослушателей их никогда не видел».

Это был ИХ уровень. Советский телезритель фрак на экране не часто, но видел. Концерт из Колонного зала, например. Человек, вещавший с экрана не ведал «легкой небритости» и слово «коричневый» произносил через «Ш». Да, да - «кориШневый»! И вот мы, воспитанные на том, ЧТО и КАК говорят из телевизора наблюдаем... На экране молодая телеведущая передвигаясь по городской улице, общается с идущими навстречу. Останавливает, задает вопрос, слушает ответ. Содержания вопросов и ответов мы не понимаем. Но продолжаем смотреть.

И вдруг.

Очередной прохожий.

Мужчина средних лет. Пиджак, рубашка в клетку, но галстук. Галстук, из тех, что не повязывают, а надевают с помощью тонкой резиночки вокруг шеи. Усы. Шляпа пластиковая, серо-белая в сеточку. На улице январь месяц.

Так почему же «вдруг»? Да потому, что на непонятный нам (иврит) вопрос, следует ответ на чистом русском:

Вопрос: ha-ma-ha?

Ответ: Меня зовут ...ил ...вич ...швили.

Вопрос: ahi-aha-hoho-aaama?

Ответ: Нет, не боюсь. Я Гитлера не испугался, и в 1945 году дошел до Берлина,

а вашего Саддама Хусейна я на х%ю видал!!!

Сказал, - никто его не «запикал».

И ушел.

Разумеется шок. По себе сужу. Хоть смутить меня непросто.

Прораб-с, однако. В нашем департаменте и не такое слыхали.

Но из ТЕЛЕВИЗОРА!!!!

И тут до меня дошло! Всё! Я в том месте, где от советского «шаг вправо-шаг влево» я свободен.

До конца дней.