Одно из самых странных ощущений для меня в Израиле – это принадлежность к большинству. Если подумать, то это крайне необычное чувство для человека, которого специально растили с ощущением принадлежности к меньшинству. В тайном клубе. И его родителей так растили. И бабушек с дедушками. Более того, тщательно взращивали гордость за это меньшинство, ну, вот все это: еврею надо знать на шесть, чтобы получить на экзамене четыре – я с таким не сталкивалась, но родители еще как. Меньшинством быть иногда удобно – ну, примерно, как известно, что существует конкурс красоты «Мисс черная Америка», но нет и не может быть конкурса «Мисс белая Америка».

Как есть в России еврейские детские летние лагеря, но не может быть русских летних лагерей. С другой стороны, ты всегда помнишь, что немножко в гостях: когда во дворе соседнего дома решили построить часовню, большинство жильцов вышли на митинг против строительства – и добились его отмены. Я, естественно, не пошла: не хватало еще, чтобы евреи выходили на митинги против строительства храмов в России.

Подобные решения ты всегда принимаешь на автомате, почти не задумываясь. Это вбито тебе в самую глубину подкорки и в плохие времена способствовало выживанию. Дедушкин любимый анекдот про старого армянина, который умирает и наказывает многочисленному потомству «беречь евреев» и в ответ на удивление – поясняет: «Их всех перебьют и тогда за нас примутся». Ну, то есть даже в самые благополучные времена древняя генетическая память наказывала тебе помнить, что ты в гостях и для большинства ты всегда меньшинство.

Меня всегда особенно поражали евреи-националисты со следующей логикой: «Ну, этих-то понятно, за что, а мы-то хорошие, законопослушные, нас вовсе не за что!» Впрочем, самоидентификация с большинством свойственна не только евреям: подруга-учительница рассказывала, как ее ученик сказал на уроке, что «ненавидит этих черных, которые загадили всю Москву». Ученик притом был очевидным мулатом – и ничего ни капельки его не смущало. Или соседская ингушская семья возмущалась «нашествием каких-то чурок» в наш двор: «Страшно ребенка погулять выпустить!»

Мне всегда было сложно присутствовать при этих разговорах: не только из-за хорошего вкуса, а из-за самоидентификации, которая подсказывала мне, что никто не будет разбираться в видах меньшинств и что – да-да – «их всех перебьют и тогда за нас примутся». В том смысле, что ксенофобия может быть легко направлена на любые меньшинства – от национальных до сексуальных, вне зависимости от того, насколько ты хороший сосед, есть ли у тебя регистрация, высшее образование и звание москвича в десятом поколении.

…А потом ты приезжаешь в Израиль, и все твои настройки летят к чертовой матери. Весь тот тайный клуб: не стоит кричать о том, что ты еврейка, но ты же знаешь, что мы умные, хорошо учимся, и вообще, посмотри на процент евреев среди нобелевских лауреатов, – оказывается никаким не тайным клубом. Тут все такие. И вообще, это твоя страна, и ты тут в абсолютном большинстве. Тысячелетиями люди обкатывали стратегию поведения, позволяющую выживать будучи меньшинством. Неудивительно, что у многих срывает крышу от принадлежности к большинству.

Я видела несколько разных стратегий: многие подумали-подумали и решили, что тут, в Израиле, они тоже меньшинство. Русскоязычное. И их тут притесняют по этому признаку так же, как притесняли в России за еврейство. Я видела несколько сообществ, которые искренне рассказывали о страшной дискриминации, которой подвергаются русскоязычные израильтяне в Израиле! Оскорблялись рекламным роликом, обшучивающим русский акцент, который выпустила одна страховая компания… Будто сами никогда не рассказывали анекдоты про чукчей и не пародировали грузинский акцент.

Некоторые решили перенять худшие из привычек вальяжного большинства: например, я уже слышала в Израиле в свой адрес фразы вроде «ну и валите в свою Россию!», произнесенные самими репатриантами. Причем о фразе про «валите в свой Израиль» я знаю лишь из анекдотов и рассказов старожилов – сама ни с чем подобным я никогда не сталкивалась. А в Израиле – раз и пришлось. Или видела, как в одном женском сообществе участницы накинулись на русскую девочку, которая вышла замуж за молодого, красивого и состоятельного коренного израильтянина. Каких только ужасов они ей не напредсказывали! В каких только тайных замыслах ее не заподозрили!

Я тогда вступилась, призывала всех к миру, дружбе, жвачке, и в тот момент поняла: вступаться за меньшинства как-то легче и приятнее, когда ты сама – меньшинство. Ты сразу чувствуешь себя правой на сто процентов, и вообще, маленьких обижать нехорошо. Вступаться с позиции большинства оказалось неудобно… Ну, знаете, когда чужой хулиган мучает котенка – это одно дело. А совсем другое, когда этот хулиган – твой сын. Сразу хочется сказать, что вы его неправильно поняли, и он не это имел в виду. И главное, как бы вступаться так, чтобы не получилось свысока и снисходительно?

Еще многие мои знакомые в Израиле вдруг занялись политикой – и они не кажутся мне сумасшедшими, подлецами или романтическими мечтателями, какими казались люди, идущие в политику в России. Всё представляется очень закономерным: ну, вот есть страна, надо же ее как-то получше обустраивать, кто, если не мы?

В общем, мы сейчас за очень-очень короткий период проходим то, что другие нации прошли за многие века до нас. Мы живем в удивительном, сумасшедшем, суперсовременном государстве, построенном на древнейшем принципе земли и крови. Кажется, больше ни одна страна мира не дает человеку гражданство только потому, что его предки принадлежали к титульной нации этой страны. В результате получается гремучая смесь, впрочем, довольно быстро избавляющая от иллюзий. Например, о том, что мы какие-то особенно умные, потому что встреченные мной в Израиле дураки – тоже евреи. Или я, читая табличку с фамилией на кабинете доктора, автоматически радуюсь: «О, еврей!» А потом спохватываюсь: это же в Израиле, в общем, неудивительно. И вообще, ничего не гарантирует.

В определенный момент ты вдруг понимаешь, что всё твое (и чужое) еврейство внезапно растворяется, перестает быть фактором, как это было в России. Ты начинаешь видеть хороших людей и плохих, умных и глупых, порядочных и не очень, смешливых и грустных. Привыкаешь жить с ощущением простого человеческого большинства.

Да, кстати. В Москве я знала про всех своих друзей – кто да, а кто нет. В Израиле – я не знаю. Никогда не заходило такого разговора, незачем было.