Я люблю очереди. Но даже самые долгие из них когда-нибудь заканчиваются. Мы заходим в самолет, садимся, пристегиваем ремни, я смотрю в иллюминатор – где-то там море, авокадо, невероятные закаты, запретные кораллы, камешки, скумбрия и кактусы, где-то там лето.
Некоторые не любят очереди — душно, долго, скандально, вокруг одни дураки и обязательно отдавят ногу. А я люблю. Я, может, как домосед и социофоб, только в очередях и познаю жизнь.
* * *
Отпуск закончился, впереди осень, мрак, бутерброды с докторской колбасой и пять лишних килограммов, будильник в шесть утра, школа, сын Данечка, который с ненавистью смотрит на носки и говорит, что за лето забыл, как их надевать, лень, тоска, зима близко. Я начинаю об этом думать уже в аэропорту, еще коричневая, с песком везде, с морским шумом в ушах и вкусом спелого авокадо на языке, мне хочется плакать и кричать: «Мама, забери меня обратно». И тут спасительные очереди в Бен-Гурионе: на досмотр, в дьюти-фри и самая любимая – перед посадкой в самолет.
* * *
— Я вам так скажу – этой стране больше нечего мне предложить, кроме тысячелетних Иисусовых троп.
— Ой, вы паломник? Я, например, паломник.
— А я культурная женщина, мы с экскурсией.
* * *
— Я влюбилась!
— Познакомились с кем-нибудь?
— В Тель-Авив влюбилась! Во-первых, в кафе завтраки подают круглосуточно.
* * *
— А вы в отеле что кушали утром?
— Творожную запеканку, салат и скумбрию.
— Скумбрия на завтрак? Хоть бы пельменей сварили.
— А у нас был кактус!
— Да там везде кактусы, у нас березы, а у этих кактусы.
— Нам на завтрак кактус давали!
— Вот я и говорю, совсем с ума посходили – людей кактусами кормить.
* * *
— Я после этого Мертвого моря вся чешусь!
— А долго сидели?
— Ну как, целый день. Экскурсия же на день, надо успеть насидеться, для здоровья. Еще грязи, сероводород, массаж. Кожа потом как персик. Но чешется.
* * *
— Мне приятель перед отпуском сказал, что тут азартные игры запрещены, мы даже картишки на пляж не брали, лежали скучно. Еще сказал, что свинину тоже нельзя, а мы в предпоследний день зашли в какой-то магазин, «Маня» называется, а там и сервелат и все что хочешь.
— Нет, на Мертвом море не была принципиально. Знаете, я сама работаю в рекламе, продвигаю одну линию новой косметики, хотела бы, кстати, посоветовать кое-что для вашей кожи, волшебный эффект, с нано-частицами, технология будущего, возьмите визитку, так вот, название у моря очень неприятное, прямо отталкивающее, могли бы что-нибудь пооптимистичней придумать.
* * *
— На рынке, конечно, шумно, но такая еда лежит! И все предлагают попробовать, мы с мужем там полдня ходили, ничего не купили в итоге, потому что объелись.
* * *
Пришли утром в кафе – а там одни папы с младенцами сидят, на море – опять папы с младенцами, в парке то же самое. Я так подумала – хочу сюда замуж.
— Бессовестно обсчитали в магазине с кремами, я пошла разбираться, у меня пять кремов, а в счете шесть. Деньги, конечно, вернули, но знаете, обидно, когда тебя обманывают соотечественники.
— Так они же израильтяне!
— Но говорят-то по-русски!
* * *
— В Эйлате понравилось, но тоже, знаете, с осадочком. Хотели для ребенка отломать на память коралл из Красного моря, а нам говорят – нельзя, это нарушает какую-то систему, купите в сувенирном магазине. Представляете, ребенку пожалели коралл!
— Да что коралл! Я в Бахайских садах хотела взять камешек – и то подошел служитель и попросил положить обратно.
* * *
— Со мной один познакомился, прошлись вдоль моря, поговорили, он сам из Питера, давно переехал, интеллигентный, выглядит молодо, а потом оказалось, что ему за восемьдесят! То есть совсем дедушка, а я только на пенсию вышла!
* * *
— А нас в Храм не хотели пускать!
— А что так?
— Сказали – нельзя с голыми плечами и ногами, а у самих жара +40.
* * *
— Лично меня возмутила грязь в старых кварталах, но наш гид сказал, что это многовековая традиция.
Я люблю очереди. Но даже самые долгие из них когда-нибудь заканчиваются. Мы заходим в самолет, садимся, пристегиваем ремни, я смотрю в иллюминатор – где-то там море, авокадо, невероятные закаты, запретные кораллы, камешки, скумбрия и кактусы, где-то там лето, из которого мы улетаем каждый раз навсегда. Я привычно рыдаю на взлете в сына Данечку, тоскуя заранее по всему, что осталось внизу, и слышу, как на соседнем сидении маленький мальчик спрашивает у мамы:
— А чего тетя плачет?
Мама мальчика смотрит на меня, вздыхает и говорит:
— Тетя соскучилась по Родине, тетя очень радуется, что возвращается домой.