Люди, гуманисты по духу, хорошо знают о подвиге Януша Корчака, отправившегося в газовую камеру вместе со своими подопечными. О подвиге другого героя духа, тоже еврея, но советского, знает гораздо меньше людей. А ведь он до последнего своего дня спасал людей, которые были ему доверены. Этот человек – ученый, крымский медик-психиатр Наум Исидорович Балабан. 7 марта 1942 года он был расстрелян на окраине Симферополя вместе со всеми пациентами городской психиатрической больницы.

Небольшая предыстория

Для Крыма проблема лечения душевнобольных была хронической. Добрых сотню лет в Симферополе тянулись дискуссии об открытии соответствующей лечебницы, но дело с места не двигалось: то мешало отсутствие специалистов соответствующего профиля, то недостаток средств, то находились другие приоритеты. Сил хватило только на открытие отделения в губернской больнице. Так было вплоть до 1920 года, когда с полуострова еще не были выбиты войска барона Врангеля, а в Крыму не установилась советская власть.

Появление Балабана

Именно в это время в Симферополь приехал он – Наум Исидорович Балабан, сын купца первой гильдии, получивший медицинское образование на факультете Мюнхенского университета. В 1914 году он возвратился из Германии в Россию и немедленно отправился на фронт. Семь лет Балабан служил в лазаретах и военных госпиталях, и в 1921 году появился в Крыму уже как гражданский лекарь.


Картина, открывшаяся ему как медику, была крайне безрадостной. После двух войн полуостров был переполнен людьми с психическими отклонениями. Внесла свою «лепту» и эпидемия холеры, вспыхнувшая в крупнейших крымских городах в конце 1921 года. Науму Исидоровичу, назначенному на должность начальника лечебно-санитарного отдела Ревкома Крыма, пришлось действовать безотлагательно.

Первым делом он добился открытия на полуострове эпидемических бараков, в которых концентрировались все больные. Следующим шагом стал привоз из Парижского института Пастера необходимых вакцин, которыми немедленно стали прививать всех людей: больных, и здоровых. Благодаря столь оперативной работе эпидемия в Крыму была остановлена. Наряду с холерой в корне были задушены также тиф и дизентерия. После стабилизации обстановки Балабану предложили новую должность.

Работа в межвоенный период

На этот раз Наума Исидоровича назначили главным врачом Симферопольской психиатрической клиники. Правда, больницей выделенное под нее здание назвать можно было только с большой натяжкой. Это было крайне ветхое строение, в котором помещалось 20 коек. Учитывая полное отсутствие специалистов и повальную антисанитарию, больше половины больных просто умирало. Но Наума Исидоровича это не испугало. Взявшись за это тяжелейшее дело, он за два десятка лет создал мощнейший медицинский центр, который включал в себя многопрофильную клинику, собственное сельскохозяйственное производство, мастерские и электростанцию.

Параллельно с хозяйственной деятельностью Балабан занимался и наукой. Он как медик-практик изучал воздействие на людей таких явлений, как природные катаклизмы, голод, последствия перенесенных болезней, в частности, энцефалита. Написал несколько работ по проблемам шизофрении, которые остаются актуальными и доныне, лично разработал ряд новых методов лечения этой болезни. Один из них – инсулинотерапия – в ряде случаев используется и сейчас.

Но и это не все из того, что сделал Наум Балабан. Его стараниями в Симферополе появилось несколько лечебных и учебных заведений, общество трезвости. В Алуште, Бахчисарае и Ялте открыты дома для престарелых людей. Даже местный мединститут стал не частью Крымского университета, а самостоятельным вузом именно благодаря настоятельным просьбам Балабана. Будучи председателем Академической комиссии, работавшей над созданием Крымского мединститута, он подобрал место для него, а сам стал первым заведующим кафедрой психиатрии.

Методы работы

О том, как Балабан относился к больным, в городе слагались легенды. Но все они основывались на реальных фактах. Наум Исидорович каждого больного называл по имени-отчеству, беседы вел настолько умело, что порой этого бывало достаточно, чтобы люди переставали страдать депрессией. Уважительно относился и к своим коллегам, вне зависимости от того, врач он или простая нянечка. Со всеми был исключительно добр и искренен.

Были и такие случаи, когда Балабан спасал от статьи за шпионаж и измену родине людей, позволивших себе излишне резкие высказывания. В частности, он помог художнику Юрию Ипполитовичу Шпажинскому, после того как тот в пьяном состоянии пропел излишне вольную частушку на тему гибели С. М. Кирова. Были и другие случаи. Понятно, что в НКВД все прекрасно понимали. Чтобы прекратить такое «своеволие», на месяц за решетку была отправлена жена главврача, а он сам понижен в должности.

В 1941 Наум Исидорович еще успел стать заслуженным врачом РСФСР, однако это была его последняя мирная награда. Вскоре началась война, и в июле месяце он стал военврачом первого ранга.

Трагический финал

Едва возникла угроза оккупации немцами Крыма, Балабану с женой было предложено эвакуироваться в безопасные районы страны. С полуострова вывозился весь медицинский институт, где Наум Исидорович возглавлял кафедру психиатрии. Однако в Симферополе оставалась больница со множеством пациентов, которых надо было спасать. Балабаны решили остаться. Все, что врач мог сделать для своих пациентов, это выписать их на попечение родственников. Многие не хотели забирать больных людей, и их приходилось подолгу уговаривать. Так ежемесячно Балабану удавалось выписывать из лечебницы до сотни пациентов.


1 ноября 1941 года в Симферополь вошли передовые фашистские части. Спустя еще несколько дней в больницу пришли немецкие медики, приказавшие освободить часть палат для своих военных. Тем не менее, Балабан продолжает работать, выписывая всех, кого возможно, и пряча на территории больницы еще не расстрелянных евреев. В течение 4-х месяцев он как мог спасал людей. Это завершилось в конце февраля 1942, когда в лечебницу пришли военные, которые переписали всех больных и запретили их выписывать.

Начался обратный отсчет времени, завершившийся 7 марта. Утром во двор больницы въехали крытые грузовики. Туда стали грузить пациентов, многие из которых и передвигаться-то самостоятельно не могли. Чета Балабанов, которая проживала там же, в больнице, самостоятельно забралась в одну из машин. Больше живыми их уже не видели. Лишь в послевоенное время были найдены немецкие документы периода оккупации Симферополя, в которых педантичные немцы против фамилии Балабан сделали пометку: «расстрелян».