Да, и вновь – о евреях. Хотя, нет – это скорее о нас. По существу – о Вильнюсе, частью которого были они, а теперь стали – мы. И на сей раз не о покаянии, вине и утрате, напротив – о том, что мы ещё можем вернуть. О том, как наши сгинувшие евреи могли бы нам ещё послужить.

О Вильнюсе

Люблю этот город и всегда повторяю моим иностранным друзьям: он – затаённый перл. Когда нужен покой, он – спокоен. Когда хочется шума и буйства – у него найдётся, что предложить. Красоты здесь по горло, каменной и живой – старая архитектура, красивые мужчины и женщины, словом, есть на что посмотреть. Долгое время эти мои увещевания натыкались на стену корректных отговорок: «непременно приедем когда-нибудь». Когда-нибудь – никогда. И вдруг – будто прорвало. Как сговорившись, мои зарубежные друзья хлынули в Вильнюс, наперебой разузнавая, чтó в этом городе следует посмотреть в первую очередь.

И я получил возможность увидеть Вильнюс не «замыленным» взглядом местного жителя, а глазами тех, кто приехал впервые. И я понял, что Вильнюсу нечего им предложить. Старый город – да, чарует. Но этих чар хватает едва ли на полдня. Свободный вечер, субботнюю ночь можно провести в баре. А дальше? Приезжим нужны музеи, а они у нас, оказывается, один беднее другого. На ржавые латы, копья, серпы и монеты они уже насмотрелись, наши картинные галереи – местной значимости, всемирных шедевров нет, и нужен редкий фанатик живописи, знаток и гурман, чтобы удовлетвориться предложенным.

Единственная драгоценность – театр. Вильнюсские театры – мирового ранга, и многие театралы приезжают именно ради этого: увидеть Некрошюса, Туминаса, Коршуноваса у них дома. Иногда ворчат, что не было титров с переводом, но в целом остаются довольны. Спектакли заполняют их вечерний досуг, а днём в поисках новых впечатлений они забредают в музей театра и кино, с надеждой, что он такого же высокого уровня, как и наш театр... Но тут – всё та же музейная затхлость. Замершее время и смотрительницы со своим вязанием.

О памятниках

Мы знаем (по собственному опыту), с какой лёгкостью тоталитарные режимы увековечивают своё прошлое. И видим (уже споткнулись), как это трудно сделать свободному обществу: говорить монументами, музеями, не навлекая позор на себя и зевоту на чужестранца. Как вообще запечатлеть и осмыслить свободу? Поставить ей отдельный памятник на городской площади или воплотить в самом городе – в его постройках, улицах, парках и людях? Пока что, на мой взгляд, памятник Фрэнку Заппе – наиболее удачное проявление нашей свободы. Или – поцелуй Трампа и Путина. А вот с Басанавичюсом не везёт. Ибо трудно совместить с современностью подавляющий авторитет национального патриарха. Изобрази его консервативно – и он мало чем отличится от тех же советских идолов, которыми был заставлен Вильнюс. А воплотить его смело и вольно, как того требует художественная выразительность, не позволит общественное большинство, всё еще преданное традиционным вкусам.

Да и многих защитников скульптур на Зелёном мосту пугала не судьба самих изваяний, а та пустота, которая разверзнется после их удаления. Ведь вазоны с цветами – лишь временный выход. А дальше – чем и как заменить их? Не представляю себе. Может, вовсе разрушить мост и построить новый?

И мы не единственные, кто сталкивается с этой постсоветской дилеммой: чем заполнить опустевшие парки и площади (мосты), чтобы это было уместно, со вкусом, в духе свободы. Год назад мы это обсуждали в Харькове. Кто-то из «западников» задал провокационный вопрос местным художникам: чем они хотели бы заменить только что поверженный памятник Ленину? Некоторое время все молчали, пока одна украинка не вспомнила, что в какой-то из Балтийских столиц, „кажется, в Риге“, на бывшей площади Ленина теперь колосится ржаное поле. Тут я, конечно, бросился уточнять: не в Риге, а в Вильнюсе. И делиться с ними этим необыкновенным событием – полным смешением чувств, которое творится в тебе, когда посреди большого города ты вдруг ловишь немыслимый запах ржи. А потом подходишь к этой делянке – в самом центре твоей столицы волнуется рожь. Все были так потрясены, что я даже скрыл правду: ведь эта живая инсталляция – временная. До той поры, пока не отыщется решение, как эту площадь осмыслить.

А ведь Эйфелева башня тоже обещала быть временной, пока не стала символом Парижа. И нам иногда так не хватает доверия к самим себе, а быть может, вкуса, кругозора, чтобы мы увидели и оценили нами же сотворённый шедевр и не спешили его менять на тяжеловесный монумент сомнительной художественной и туристической ценности. Словом, жалко мне этой ржи, но я совсем не о том.

О большом Вильнюсе

Думаю, есть ещё одна вещь, из-за которой мы так натужно и неумело украшаем Вильнюс, не находим себе точного осмысления в нём. Мы тут – новосёлы. Сложно отыскать горожанина, чьи здешние корни протянулись бы глубже конца войны. Такие есть, но их очень мало. Поэтому, как бы мы ни любили Вильнюс, его дух и облик, до конца мы его не воспринимаем. Мы – жители небольшой, уютной, европейской столицы и, если хотим осознать иной, исторически грандиозный Вильнюс, нам следует докопаться до глубины, запустить корни в его прошлое. И там обнаружится город совсем другого масштаба – иного значения и весомости: центр огромной державы, единственный подлинный мегаполис на землях Великого Княжества.

И даже после разделов и поглощения соседней империей он ещё долгое время оставался таким центром. Вне зависимости от нового административного деления на губернии, в сознании рядового русского за Витебском начиналась "Литва". И она тянулась до самого Белостока и Брест-Литовска на западе. Что уж говорить о здешних литовцах (о нас), литвинах (нынешних белорусах) и литваках (евреях Великого Княжества): для них Литва осталась там, где и была, как и центр ее – Вильнюс. И всё это способно игнорировать одно-другое поколение новосёлов, но уже третье, четвёртое – не сумеет, не сможет. Их городские корни норовят втиснуться под уличную мостовую, ибо не ощущают себя чужаками. Они этот город считают своим, хоть и чувствуют, что он неполон, что-то в нём утаено.

О евреях

Ну и при чём тут наши евреи? Попробую объяснить, завершить этот паззл.

Прошлый год можно считать великим прорывом, взрывом литовского самосознания: мы нашли в себе силы повернуться к нашим евреям. Правда, уже только к их могилам, к тому, что осталось, и всё-таки... Это было и смело, и ярко, и воздух в Литве заметно очистился. С другой стороны, мы сделали то, чего от нас давно ждали, т.е., что обязана была совершить свободная, уважающая себя и пекущаяся о справедливости страна: воздать честь своим павшим (погубленным) гражданам. По сути, мы даже не сделали, только двинулись в том направлении. Ещё надо поимённо назвать убийц и подстрекавших к убийствам, кое-кого из них убрать с пьедестала, отчистить от них партизанское движение, чтобы затесавшиеся туда преступники не бросали тень на всё послевоенное сопротивление – лишь тогда справедливость будет полной. Верю, скоро так и произойдёт, ибо это – неизбежные шаги в направлении истинных ценностей. Но можно шагнуть ещё дальше, изумить себя и весь мир: сделать то, чего от нас никто не ожидает.

Наконец-то посмею это вымолвить: Вильнюсу нужен большой, современный еврейский музей. Музей, посвящённый не только виленским евреям, но евреям всего Княжества, всем литвакам, их здешней истории и жизни. Такой уже есть в Варшаве, в Берлине. Это музей совершенно нового типа, музей – произведение искусства, множество шедевров в одном, необыкновенно интерактивный, основанный на самых прогрессивных технологиях. Недаром их осаждают толпы посетителей – и местных, и пришлых. И это не просто жест раскаяния, дань евреям за их страдания. В этих городах они стали наиболее посещаемыми объектами, и нередко в Берлин и Варшаву едут исключительно ради них. А это значит, что приезжие где-то ночуют и едят… Всё это – и прагматично, и дальновидно.

Конечно, это ещё и памятник. Лучший, какой только может быть. И напоминание о катастрофе, которая произошла. Это повествование о жизни и гибели местных евреев. Но странно и удивительно: когда попадаешь в те пределы, где речь о Холокосте, возникает тяжкая зависть. И благодарность полякам и немцам – ведь они говорят об этом: откровенно и неумолимо действенными средствами. И не только о своих евреях.

Тяжелее всего было видеть там фотографии казней у нас в Паняряй. Думаешь: почему они здесь, а не в Вильнюсе. Кажется, тебя сейчас разоблачат, поймут, что ты литовец и, придавив к стене, спросят: вы почему молчите? Где ваш музей, построенный с таким же размахом, с тем же энтузиазмом, с каким вы убивали евреев?

Ясно, всё это фобии. Никто никогда не осмелится так сказать. Разве только мы сами. Всё-таки та резня относится к необъяснимому, сродни карме, и надо чистить такую карму. Вот я о чём: Варшава и Берлин, обладая такими музеями, выглядят много чище нас, у которых подобного нет. И не надо сразу же скулить, что Вильнюс очень сегодня мал, а Литва чересчур бедна и слаба для такого подвига. Литве даже не обязательно тащить эту ношу одной. Есть на свете не только сказочно известные, но и сказочно богатые литваки, для которых поддержка такого музея была бы не только честью, но и делом всей жизни. Музея, рассказывающего об их предках и к тому же стоящего на земле, где они жили и умерли. В самом центре этой земли. Да, именно в центре, это первая мысль, какая приходит в голову: там, где в иные годы стояла Большая Виленская синагога.

Говорю так смело, ибо я дилетант – фантазёр и мечтатель, и не знаю, возможно ли в принципе втиснуть такой музей в старый дворик. И если вдруг выяснится, что ему там узко и тесно, можно подумать об открытом месте в центре. Хоть бы возле Дворца спорта, где старое еврейское кладбище. Или там, где когда-то планировался музей Гуггенхайма. Пригласить архитекторов мирового уровня, среди которых, кстати, тоже, немало литваков, и забабахать такой шедевр модерновой архитектуры, который сможет надолго стать визитной карточкой Вильнюса: как знаменитая сиднейская Опера, дубайский «Парус», лондонский «Огурец» или тот же музей Гуггенхайма в Бильбао. Но для начала надо согласиться, что нам вообще нужен подобный музей. Музей, который через судьбу евреев рассказал бы историю Большого Вильнюса и всего Великого Княжества – канувшей в небытие загадочной державы, народ которой составили три племени: литовцы, литвины, литваки. Участь последних была самой трагической: их тут не осталось, они исчезли, поэтому прежде всего – о них. И лишь потом уже – об остальных.

Жаль, что я только писатель, никакой не магнат, потому что воображением уже нарисованы просторные залы с наследием прославленных литваков: рукописями Ромена Гари, двумя-тремя картинами Марка Шагала, подаренными музею, записками создателя эсперанто доктора Заменгофа, повестями о Виленском Гаоне, пожалуй, самом известном виленчанине. И всюду звучит музыка. В одном конце – Боб Дилан, в другом – Леонард Коэн, где-то – скрипка Яши Хейфеца. А рядом – вся история литовских евреев: как и когда они тут появились, чем жили, что ели. Возможность виртуально перенестись в любое местечко Литвы и Белоруссии и всячески их «общупать», а потом в музейном трактире реально попробовать литвацкие блюда. Утопия? Не думаю. Если это стало плотью в Варшаве и Берлине, – чем мы хуже них?

Я верю, мы сможем. За короткий период свободы мы понастроили столько торговых центров и развлекательных арен, – так, может быть, настало время обзавестись и одним музеем? Но таким, что все ахнут. Вау! – только и выдохнут. А всё-таки вы, литовцы, крутые! Даже не верилось. Мы же так долго мечтали о Литве – региональном лидере. И вот этот шанс – перехватить моральное лидерство. Наконец, это ещё и экономика – новый образ Литвы, притягивающий инвестиции. Литва с подобным музеем была бы совсем иной в глазах сильных мира сего. Потому что это – более, чем музей. Даже более, нежели памятник. Это была бы уже позиция.

А пока это лишь мечта, идея, витающая в воздухе, – нет никаких фондов, интересов, инициатив, адресованных такому музею. Значит, он не принадлежит никому, а тем самым любому, кто заразится этой мечтой. Поэтому все, у кого есть мысли, и особенно те, у кого есть сила решать, формировать образ Литвы – берите и стройте. Ибо Вильнюс без такого музея будет вечно неполон. Не завершён. Не освоен. Наши евреи тут не только жили – они ещё, вместе со всеми, этот город строили и созидали, поэтому – хотим или не хотим – их обрубленные корни будут упорно выбиваться из-под земли. Единственный выход – привить их самим себе. Это не значит, что мы станем евреями – просто станем крепче, глубже и выше, перестав быть новосёлами.

И тогда это будет уже не музей – памятник Им. Это будет музей о Нас. Говоря иначе, о нас и для нас, граждан Вильнюса – прошлых и нынешних.