Многие из вас уже, вероятно, слышали, что я хочу основать еврейское государство, и и вы пришли сюда, чтобы посмотреть на того оригинала, который занялся таким, во всяком случае, необыкновенным предприятием. Другие также слыхали, вероятно, об одной удивительной идее, которая называется «сионизмом» и считается некоторыми очень забавной историей. Но никто ничего не знает о ней положительного. Говорят только, что все евреи должны внезапно взять свои котомки, покинуть земли, в которых живут, и отправиться куда-нибудь в другую страну, чтобы там основаться.

В таком, по крайней мере, виде передал мне свой взгляд на это дело один довольно известный член здешней общины в прошлом году. Он слышал, по его словам, будто я хочу вести евреев куда-то, где даже не было еще людей. Нет, милостивые государи и государыни, намерения сионистов не заходят так далеко, чтобы вредить нашим антисемитам. Представьте себе, что вопли евреев не будут раздаваться в общественной жизни, что же тогда останется? Я задался поэтому целью объяснить вам, в чем, собственно, состоит этот фантастический, оклеветанный и никем не понятый сионизм. Я обращаю ваше внимание на то, что я не скажу вам: я сионист. Нет, вы все сионисты. Я вас очень удивлю, не рассказав вам ничего нового, а только то, что вы уже знаете. Я вам покажу то, что вы привыкли видеть издавна. Правда, я буду делать выводы, которые не совсем шаблонны, и с этой целью вы должны мне позволить оглянуться назад, на развитие еврейства, на которое я смотрю, как на нацию.

Вы знаете, что наша история, история нашего рассеяния, началась в 70 году после Рождества Христова. Поход Тита, который Моммзен считает причиной распространения христианства и который привел нас к рабству, — это и есть собственно начало еврейской истории, которая нас особенно близко касается, так как от ее последствий мы до сих пор страдаем. Это нечто, о чем мы не можем теперь иметь малейшего представления. Мы знаем, что бывают войны и что они ведутся для того, чтобы довести противника до полного обессиления. Но чтобы и после войны постигала отдельных людей такая печальная участь, как это случалось в прежние времена, — это нам непонятно. Военное же рабство, о котором я говорю, поразило не только участников и современников войны, но еще шестьдесят поколений. В продолжении шестидесяти поколений оказывает свое влияние это военное рабство, — факт который, повидимому, нас мало касается, но который продолжает влиять на наше положение. Я пропускаю многие стадии нашего развития, как мы проникли в римские колонии, как мы скитались по берегам Средиземного моря, пока не дошли до самого крайнего предела римских владений. Я хочу только обратить внимание на ту важную стадию еврейской истории, когда евреи находят свою новую родину, по счету третью, как говорит историк Грец, — в Испании, в средние века. В Испании, в мавританской, как и в христианской, евреям, как и везде, жилось то худо, то хорошо. Ради моих дальнейших выводов я хотел бы подчеркнуть то, какая типичная перемена в нашей судьбе происходит всюду, куда бы мы ни пришли.

Мы странствуем и приходим туда, где нет еще боязни или, скорее, ненависти к евреям. Мы там поселяемся, приспосабливаемся, ассимилируемся, стараемся пустить корни, а так как мы трезвы, бережливы, прилежны и не страшимся работать, как утверждает о нас легенда, то мы начинаем преуспевать даже среди самых тяжелых условий. Мы помогаем прогрессу торговли и обмена, мы стремимся к соперничеству с туземцами на поле чести, мы занимаемся науками и искусствами, — и нас замечают с неудовольствием. Внезапно большинство одумывается, что мы — иные, что мы — меньшинство, и, таким образом, происходит антисемитизм, который принимал уже разные формы и названия, но в сущности всегда остается тем же самым.

Если условия общественной жизни это позволяют, то большинство начинает грабить, поджигать, убивать, и, наконец, авторитетные власти просят евреев удалиться. В Испании, где евреи играли очень большую роль, это было положительно классически, потому что каждый раз незадолго до преследования был апогей расцвета и благосостояния евреев. При различных дворах выделялись фигуры видных еврейских деятелей, — и это, конечно, вызывало неудовольствие: если только возможно было, то их старались в чем нибудь оклеветать. Когда, например, правитель дон-Педро учинял жестокости, то в этом обвиняли его любимца, дона Самуила Альбулафию.

В этой самой Испании надо было однажды, после того как были изгнаны мавры, очистить страну и от евреев. Это произошло в два приема. Сначала преследовали и изгоняли настоящих, не скрывавшихся евреев, между тем как часть — назовем их религиозными политиками — перешла в другую веру и продолжала жить там од именем марранов. Но марраны впоследствии тоже не избегли преследования и были также изгнаны.

В этой истории, которая очень типична, особенно интересует меня то время, в которое она разыгралась. Это было именно в тот год, когда Христофор Колумб отправился со своей флотилией для открытия новых земель, — событие, которое имело такие необычайные последствия для развития всего человечества. В тот самый год, когда для человечества началась новая эпоха, евреи, лишенные имущества и родины, должны были внезапно отправляться в изгнание, полное ужасов для них.

В том же 15 столетии, когда уже зарождалась эпоха Ренессанса, которую мы так любим и которою так восхищаемся, жил еще один человек, имевший огромное влияние на развитие человечества, — Гуттенберг.

Я хотел бы провести между этими двумя именами довольно произвольный антитез и иллюстрировать ими то заблуждение, в котором находились евреи с начала новых времен.

Для евреев есть один род помощи, один род освобождения из-под гнета и поношения со всеми их последствиями, — с одной стороны, как утверждают одни, — слово, т. е. просвещение умов, возведение человечества на высшие ступени культуры и нравственности, — или, как думают другие — дело. Слово — это дорога, на которую мы попадаем через изобретение Гуттенберга. Дело — это дорога Колумба, которая для условий, от которых не отделаешься никакими рассуждениями, применяет не разглагольствование, а живое дело. Куда нас привело, что мы всюду были слугами мысли о просвещении народа еще задолго до эпохи просвещения, еще прежде чем французские философы проводили в своих произведениях революцию, которая потом (как выразился однажды Жюль Гед) только иллюстрировалась на улицах, — вы знаете.

Вам знакомо также все, что мы поневоле сделали для просвещения, потому что мы должны заботиться о просвещении человечества в наших собственных интересах; многие даже думают, что в этом заключается историческая миссия еврейства. Вы знаете также, до какой философской тонкости дошли старания Мендельсона, и вы знаете также, как после эпохи просвещения наше положение снова постепенно ухудшилось. В этом движении на нашу долю доставалось, так сказать, пасти свиней. Евреями пользуются только, пока хотят чего-нибудь достигнуть, но когда приходят к цели, то еврея, который сделал свое дело, отпускают на все четыре стороны. Происходит пробуждение от грез, — которое еще предстоит еврейским социал-демократами.

Позвольте мне после этого беглого обзора одной замечательной эпохи политической истории сказать несколько слов об истории обмена. Мы часто забываем, что живем среди изменившихся условий, и если ограниченность и жестокость, которые, повидимому, вечно присущи человеческой натуре, отбрасывают нас каждый раз к минувшим эпохам, то наряду с этим совершается иное, истинное развитие, которое залечивает многие раны.

В 1885 г. я видел в Брюсселе весьма замечательный цуг, — совсем необыкновенный и наводящий на размышления. Это было торжественное шествие по поводу пятидесятилетия железных дорог. Я вспоминаю, что нам были показаны в этом шествии старейшие способы передвижения, начиная от кибиток, в которых жили кочевые народы Европы (такие кареты употребляются еще и теперь странствующими цирками), продолжая постепенными улучшениями и кончая прекрасными экипажами и иными способами передвижения новейшего времени. При этом вас, пожалуй, заинтересует, что князья времен Меровингов ездили еще в повозках, запряженных волами. Карл Великий ездил по своей стране в повозке, запряженной 4 волами. Только в 12 столетии стали запрягать в повозки лошадей, в 13 их стали делать с 4 колесами и ввели их в странах Европы, в которых дутые колеса, да и закрытая карета с ее уходящими внутрь колесами считались тогда великими изобретениями. Первый вагон первого поезда был еще страшно неудобен, и когда вы в настоящее время видите шикарный экспресс или придворный поезд, то вы ясно представляете себе громадную разницу между путешествием Карла Великого и путешествием царя в наши дни.

Во времена гонения евреев на Рейне введено было в Верхней Италии употребление векселей, которые облегчили монетное дело и сравняли differeutia loci. Акция, которая была введена в Верхней Италии, в 14 столетии была еще очень элементарной. К началу 18 столетия, когда образовались большие океанские компании, она была доведена до формы нынешней облигации.

Все эти элементы являются в настоящее время важными составными частями нашей культуры, но это еще не все. Новое время началось в 30-х годах нашего столетия. Все остальное: войны, заключенные миры, браки монархов и все, чем нас еще обременяют в исторических учебниках, — ничто в сравнении с великими водоразделами истории. Когда вы подумаете, что мы очень нетерпеливы, если не знаем в тот же день исхода выборов Мак-Кинлея или Брайана, и что с другой стороны у нас были дедушки, которые не могли себе представить, что можно получить известие скорей, чем привезет его карета, — (исключая неусовершенствованный оптический телеграф), — то вы признаете, какая огромная перемена произошла во всем свете. Это не любопытство зевак, если мы хотим знать, что происходит в Америке. Очень многое зависит от этого, могут произойти страшнейшие кризисы, и вы знаете, что вся Европа с некоторой жуткостью следила за исходом выборов. Если от этой перемены мировой картины, из облегчения обмена можно сделать вывод, что страдания, которые произошли из-за узкого кругозора прошлых времен, теперь уже не своевременны, то вы будете некоторым образом подготовлены к тому, что я собираюсь вам изложить. Мы можем теперь сказать, что земля, действительно, имеет место для всех. Вы все знаете изображение городов 12, 13, 14-го столетий, как они были малы; мы почти в состоянии понять, что недоброжелательное и не особенно деятельное население ненавидело и притесняло хозяйственно-подвижной элемент. Но теперь это больше не имеет смысла, этого отнюдь не должно быть. Антисемитизм есть анахронизм, но не в том смысле, как говорится: «сто лет спустя после Лессинга». Да, сто лет спустя после Лессинга есть еще люди ограниченные и неспособные к честным порывам, и таковые будут всегда. Но из этого не следует, что необходимо страдать под игом антисемитов. Конечно, пройдет еще некоторое время, пока все придут к этому заключению, и не только мы, которых всегда притесняли и притесняют, но даже профессиональные политики слишком поздно сделали выводы из чудес современных способов передвижения.

Каков важнейший вывод из развития путей сообщения? Колониальная политика. И мы видим, что в государствах, задумывающихся о своей будущности, (это происходит не во всех) ведется колониальная политика. Мы видим, как расследывают Африку вдоль и поперек, как ею стараются овладеть, как спорят из-за каждого клочка земли, — ибо люди, которые управляют судьбами народов, знают, что такое земля, и заботятся о будущем.
В будущем столетии взоры обратятся к другой части света. Политика будущего столетия будет азиатской. Ей положено начало китайско-японской войной и тем удачным займом, который с нею связан и которому мы обязаны тем временным миром, благами которого мы наслаждаемся.

И если этот поворот в колониальной политике к Азии дает себя заметно чувствовать, то не будет ли благоразумным, если теснимые ежедневным опытом, который изо-дня в день становится тяжелее, подумаем о колониальной политике и мы?

Это не есть нечто новое, и я далек от мысли брать на себя роль новатора. Нет, я натолкнулся на эту мысль благодаря счастливым, но странным результатам, которые были уже в этой области достигнуты. Колониальная политика существует у нас уже давно. Она начата была в сороковых годах сэром Мозесом Монтефиоре, который вел переговоры с вице-королем Египта, чтобы получить территорию для евреев. Вы слыхали о том, конечно, каким образом план этот позже развивался и был вновь воспринят Гиршем и Эдмундом Ротшильдом. Различные попытки колонизации, которые предприняты были отдельными союзами во всех концах земли, доказывают, что это колониальное движение быстро привилось везде, как необходимость, как предвидение будущего, как забота и подготовка будущего на тот случай, если наше дальнейшее развитие (будем надеяться, что это не случится) будет так плохо, как представляют себе пессимисты.

Во всяком случае, мысль эта вполне разумна и не заслуживает нареканий, которым она подвергается, мысль, которую следует отстаивать, если вы себе представите те условия, в которых мы в настоящее время находимся, если вы подумаете, какой характер принимает антисемитизм, с наличностью которого нам приходится считаться.

Этот антисемитизм отличается от всех видов ненависти к евреям, которые вы знаете из истории, и не может не отличаться, потому что он выступает при условии полнейшей эмансипации. Колониальное движение наше — не есть отсутствие патриотизма, как утверждают некоторые мнящие себя более роялистами, нежели король, потому что оно хочет доставить облегчение только там, где замечаются все признаки мучительного гнета.

Этот теперешний антисемитизм, как я уже высказывал и повторю для тех, кто этого еще не слышал, имеет две причины. Первая причина та, что мы за все время преследования не могли вполне ассимилироваться. Мы все таки заметны, мы представляем из себя группу, историческую группу людей, которая узнается по ясно выраженным особенностям и имеет одного общего врага. А это мне кажется достаточным определением нации. Я не требую от нации общего языка или отличительных особенностей расы. Сказанное мною — достаточное определение для нации. Мы — легко узнаваемая историческая группа людей, которые держатся друг за друга благодаря общему врагу. Вот что мы такое, будем ли мы это отрицать или нет, знаем ли мы это или нет, хотим мы этого или нет. Вторая причина антисемитизма та, что из нашей среды выходит слишком много интеллигенции, и это зло увеличивается с каждым годом, с каждым днем. Не закрывать же нам те большие резервуары, из которых вытекают наши силы, как уже пробовали это делать, и не отводить же их. Наше перепроизводство интеллигенции и местное, и притекающее извне. Как справиться с местным? Чтобы вырвать основы антисемитизма, нужно удалить его причины, но не думайте, что вы переубедите хотя бы одного антисемита философскими убеждениями или воззванием к его человеческим чувствам. Вы не можете отнять у антисемитизма ни исторических, ни теперешних причин. Барон Гирш думал, что уровень умственного развития евреев должен быть понижен. Он думал это благожелательно, но он рассуждал неправильно, потому что наше развитие показывает, что умственный уровень еврейства все повышается. Невозможно понизить этот уровень: он будет все выше и выше. Каждый еврейский буржуа, каждый еврейский купец и ремесленник стремится научить своего сына чему-нибудь, потому что он знает, что знание ведет к свободе, как и мы знаем что оно нас приведет к свободе.

Возьмите статистику, и вы увидите, что в университетах и во всех отраслях, где мы работаем, царствует ненормальное соотношение нашей интеллигенции. Вы не можете этого уничтожить, и это соотношение становится, как я сказал раньше, все ненормальнее. А так как мы скорее осваиваемся с прогрессом, (мы, конечно, не делаем всех изобретений, но быстро пользуемся ими и имеем на это полное право), то наше развитие идет все дальше и дальше, и неизвестно еще, до чего может дойти озлобление наших врагов. Как помешать наплыву чужеземной интеллигенции? Пробовали принимать меры отчасти со стороны некоторых правительств, отчасти со стороны самого еврейства. С одной стороны, ничего не имели против того, чтобы евреи удалились из России, им это даже советовали, а с другой стороны, там, где их неохотно желали видеть в своей среде, образовывались благотворительные комитеты, которые быстро отправляли этих евреев в другую страну, подобно тому, как кто-то сказал: «Убери его с моих глаз долой, он разбивает мне сердце». Эти несчастные снова были подвергнуты рассеянию по всей земле, и я хотел бы привести вам два примера, которые не безразличны для колонизаторской способности евреев. Вспомните африканского путешественника Юнкера, который в юго-восточной Африке пришел однажды в агентуру гамбургского продавца диких зверей Гагенбека. Перед домом играл ребенок агента с маленькими львятами и тигренками, а агента звали — Кон.

Из одной монографии о южно-океанских островах извлек я следующее. Почти по середине между Австралией и южной Америкой есть маленькая группа островов Кука. Один из этих островов называется Раронтонга. Здесь живет начальник главнейшей пароходной компании, австриец, по имени Кон.

Итак, везде встречаются евреи, но нигде они не чувствуют себя дома. Не каждое место также подходит для этого. Еврейское Колонизационное Общество, наследник барона Гирша, вынуждено считаться с тем, что результаты в Южной Америке неудовлетворительны. Евреи там не преуспевают, и там ясно уже выражается антисемитизм.

Что же будет с евреями? Убить всех нельзя, а случаи притеснения все умножаются. Каждый день приносит нам известия об этом, и стоит только прочесть газеты, чтобы в них найти каждую неделю случаи преследования евреев.

При этих то обстоятельствах пришла нам мысль создать резервуар, куда бы притекали все считаемые лишними и вредными евреи. Таковым резервуаром друзья еврейской колонизационной политики считают то историческое место, где жил библейский народ, то, которое наши темные, не совсем развитые массы все еще очень любят. Это находят смешным. В стране, которая неотразимо манит к себе, по счастливой случайности вновь возможно произвести насаждение народа. Вы знаете, конечно, что происходит теперь у берегов Босфора. Все это известно под именем «Положение Турции». А это положение весьма плохое.

Я был там в июне этого года, чтобы разобраться во всех условиях, и я кое-что там установил. Положение очень дурное, и его надо употребить для разрешения еврейского вопроса. Вы, конечно, слыхали и читали о том, что недавно делались попытки оздоровления финансового положения Турции.

Финансовое положение есть в настоящее время именно корень всего зла. Турция — страна, которая возвысилась благодаря войне и сохранилась благодаря войнам, но при теперешнем вооруженном мире приходит в упадок. Когда наступило время, которое мы раньше рассматривали, как водораздел истории, то еть время новейших открытий, Турция не сумела приспособиться и принять участие в прогрессе и постепенно пришла в упадок.

Полевая культура находится в Турции в плачевном состоянии. Когда вы переступаете болгарскую границу, вы сразу попадаете в дикую страну. Болгария — культурна, но Турция — нет. Эта страна не может переносить теперешнего вооруженного мира, ибо он требует слишком много денег а страна беднеет все больше и больше. Последствия этого сказываются на управлении, которое неправильно функционирует. Это ведет к деморализации, деморализация в свою очередь — к дипломатическим нотам. Оздоровить финансы Турции возможно лишь — при помощи еврейских банкиров.

Я думаю, однако, что этот дипломатически—финансовый акт вреден для колониальной политики евреев, а с ней и для разрешения еврейского вопроса, а потому я выражаю надежду, что еврейские финансисты воспротивятся этому.

Конечно, высказанное здесь в скромном виде пожелание не совсем еще достаточно, но я прошу вас верить, что мы в состоянии выразить это же пожелание в различных пунктах, во многих городах и странах, и, может быть, наша мысль не останется без последствий, если обратим на нее внимание еврейских финансистов.

Опасность, что финансовое вмешательство в дела Турции последует сейчас, не так еще велика, и именно потому, что султан противится этому, чтобы посторонние вмешивались в его налоги. А потому можно надеяться, что настоящее положение Турции продержится еще некоторое время.

Султан может добиться в своих финансовых делах действительной и искренней помощи только придя в соглашение с евреями, и при том с евреями, которые преследуют еврейскую, а не кабинетную политику. Я вам сейчас объясню это.

Колонизация в большом масштабе, которая для нас желательна, возможна для нас только тогда, если мы будем иметь свою самозащиту и свою автономию, а то мы только пересадим в турецкие владения новых армян.

Позволение для массового переселения со стороны турецкого правительства было бы большой уступкой, на которую надо было бы ответить тоже уступкой. Это могло бы быть сделано следующим образом. За позволение переселиться евреям в большом количестве в Палестину, как это необходимо, — мог бы быть предложен заем. Этот заем мог бы базировать на подати, которую должны выплачивать евреи. Мы встречаем в истории массу таких примеров, в этом нет ничего необыкновенного. Подать начиналась бы в первые годы с ста тысяч фунтов стерлингов и дошла бы до миллиона фунтов стерлингов. На базисе этой подати и сделан был бы заем. Таким образом, Турция получила бы прекрасный заем, который начался бы с двух миллионов и дошел бы до 20 миллионов фунтов стерлингов. Этот план заслуживает внимания не только людей, спорящих в кофейне или ресторане, но и людей, имеющих в подобных случаях право решения.

Подать, которая ляжет в основу займа, может быть гарантирована существующими колонизационными обществами. Существует один фонд весьма большой, которого хватило бы на это. Во всяком случае, пришлось бы рассчитывать на содействие, если не на деньги финансистов.

Если бы в ближайшем будущем удалось придти к такому соглашению с Турцией, то евреи могли бы также собирать всюду для этой цели национальный фонд. Фонд должен был бы, понятно, остаться на хранении у тех, кто его собирал. Также могла бы помочь условная подписка.

Я хотел вам сообщить в кратких чертах только проект, каким образом можно было бы провести в Палестине колонизацию в большом масштабе.

Я не хочу вдаваться в детали и говорить вам о том, что будет нужно впоследствии для развития названной страны и как это будет сделано, скажу лишь, что Палестина так же велика, как Бельгия, имеет холодный, умеренный и жаркий климат, а южный ее климат и дает фрукты южной Италии и Сицилии. Когда мысль о колонизации Палестины сделается так популярной, как она того заслуживает, тогда не будет недостатка в великих и важных задачах. Что указанный фонд может быть собран, понятно каждому еврею, не только тем, которые, например, как некоторые русские сионисты, тянут жребий на землю, которую хотят купить, и устраивают таким образом род лотереи. Это станет понятно и тем, которые и думать не желают об эмиграции, ибо они поймут, как упрочится их благосостояние, когда удастся переселить туда массу румынских и русских евреев.

Для руководства различными хозяйственными и техническими задачами пригодится юношество, которому во многих странах не дают возможности пробивать себе дорогу. Через это произошло бы большое облегчение и произвело бы везде сильное впечатление, особенно тогда, когда заметили бы, что евреи как будто недостают. Это привело бы к исчезновению и гибели антисемитизма.

Все, что я вам здесь изложил в своей речи, все это, может быть, идеально, даже слишком идеально, хотя я вам указал много практических вещей, вытекающих прямо из жизни. Но даже если это и идеально, то все таки этот идеал не может быть встреченным с чувством удовлетворения. Этот идеал, правда, выжат из нас, но он существует, и он снова приводит нас туда, откуда мы позволили себя выгнать и смести.

Я не говорю уже об отличительных чертах нашего ума и нашего характера, которые сохранились через столько поколений. Если же они сохранились при таких тяжелых условиях, то это, значит, прекрасные черты, и вся история преследования евреев есть одна сплошная ода нашей роли в истории человечества. Жестокости средневековья были нечто неслыханное, и люди, выдержавшие эти мучения, были очевидно очень сильны, обладая внутренним единством, утраченным нами. Поколение, которое выросло в стороне от еврейства, не имеет этого единства, оно не умеет считаться с нашим прошлым, также как глядеть открыто в глаза будущему. Поэтому обратимся снова к еврейству и не покинем никогда этой крепости. Могут, конечно, пытаться осмеять эту мысль, живущую в народе, но она существует. Пусть же она высоко царит над нами, как идеал. Когда мы признаемся самим себе, что мы евреи, тогда мы будем иметь право принять участие и в несчастии других.

Нам не чуждо ничто человеческое. Мы также хотим работать над улучшением общих условий, но как евреи, а не как неопределенные личности, и все то, что мы сотворим как евреи, послужит нам к чести. Когда у нас будет идеал, как у других народов, научатся нас уважать. Многие думают, что те условия, которые заставляют нас страдать, нечто устарелое, пережиток старых времен. Нет, эти условия совершенно современны, так же современны, как наши теперешние страдания и наша теперешняя участь. Нам всегда приходилось страдать, и мы всегда выдерживали, теперь же мы живем в более светлое время, когда стойкость гораздо легче.

Не надо употреблять дешевой остроты, говоря, что мы рассуждаем в духе антисемитов. Это неправильно. Об осуществлении обрисованной идеи мечтают совершенно серьезно и расположенные к евреям христиане. Как в былое время все человечество восторгалось возрождением Греции, так раздастся по всему миру крик восхищения, когда попранные, поруганные евреи воспрянут. Поэтому я думаю, что в наше время, несмотря на некоторое различие во взглядах, несмотря на то, что идеалы одних зашли дальше, дальше на восток, нежели идеалы других, в наше время, говорю я, надо крепче, сильнее держаться друг за друга, так как с нами борятся также сплоченно.

Я не знаю, удастся ли нам пережить еще в этом поколении освобождение от оскорблений и притеснений. Но я знаю, что уже одно стремление к этому сделает нас другими людьми. Мы выиграем снова наше утраченное внутреннее единство, а с ним и немного характера, нашего собственного характера, не марранского, заимствованного и фальшивого, а нашего собственного. И тогда мы станем вместе с другими порядочными людьми состязаться в справедливости, любви к ближнему и высших идеалах, тогда мы будем работать на всех полях чести и мы будем стремиться к успеху науки и искусства, для того чтобы блеск наших дел отражался бы даже на самых незначительных соплеменниках наших.

Так я понимаю еврейство.