
Говорят, Сергей Довлатов как-то сказал, что главное и единственное, что он сделал в Америке — это открыл Наума Сагаловского. И ещё сказал, обращаясь к поэту: «Дорогой Наум! Ты живёшь для того, чтобы писать стихи». Если «Реквием» известен многим, то второе стихотворение «Где эта улица? Улицы нет» не так широко известно.
Наум Сагаловский «Реквием»
 К сведенью всех джентльменов и дам: 
 вечная память ушедшим годам! 
 Вечная память голодному детству, 
 свисту шрапнели, разрыву снаряда, 
 шепоту, крику, ночному злодейству, 
 залпу салюта и маршу парада, 
 красному галстуку, двойкам, пятёркам, 
 счёту разгромному в матче футбольном, 
 старым штанам, на коленях протёртым, 
 девочке в белом переднике школьном. 
 Милое детство, Кассиль и Гайдар!.. 
 Вечная память ушедшим годам. 
 Вечная память сонатам и фугам, 
 нежности Музы, проделкам Пегаса, 
 вечная память друзьям и подругам, 
 всем, не дожившим до этого часа, 
 отчему дому, дубам и рябинам, 
 полю, что пахнет полынью и мятой, 
 вечная память котлам и турбинам 
 вместе с дипломом и первой зарплатой! 
 Мало ли била нас жизнь по мордам?.. 
 Вечная память ушедшим годам. 
 Детскому плачу, газетной химере, 
 власти народной, что всем ненавистна, 
 крымскому солнцу, одесской холере — 
 вечная память и ныне, и присно! 
 Вечная память бетонным квартирам, 
 песням в лесу, шестиструнным гитарам, 
 визам, кораллам, таможням, овирам, 
 венскому вальсу и римским базарам! 
 Свет мой зелёный, дорогу — ж*дам! 
 Вечная память ушедшим годам. 
 Устью Десны, закарпатской долине, 
 Рижскому взморью, Петровской аллее, 
 телу вождя, что живёт и поныне — 
 вечная память ему в мавзолее, 
 вечная память парткому, месткому, 
 очередям в магазине «Объедки», 
 встречному плану, гудку заводскому, 
 третьему году восьмой пятилетки — 
 я вам за них и копейки не дам!.. 
 Вечная память ушедшим годам. 
 Годы мои, как часы, отстучали, 
 я их тасую, как карты в колоде — 
 будни и праздники, сны и печали, 
 звуки ещё не забытых мелодий 
 Фрадкина, Френкеля, Фельцмана, Каца, 
 я никогда их забыть не сумею… 
 Боже, куда мне прикажешь податься 
 с вечною памятью этой моею?.. 
 Сяду за стол, и налью, и поддам… 
 Вечная память ушедшим годам
Наум Сагаловский «Где эта улица?»
 Где эта улица? Улицы нет, 
 названной именем Павла Тычины. 
 Я не любил её. Были причины, 
 были, да сплыли за давностью лет. 
 Берег днепровский, вода и песок, 
 милые звуки российского мата, 
 воздух с отходами химкомбината — 
 жизни ушедшей забытый кусок 
 в городе Киеве… Где этот дом, 
 многоэтажный, железобетонный, 
 две комнатушки и шум заоконный? 
 Помнишь, как жили мы там вчетвером? 
 Помнишь, как тихо струилась река, 
 слышался звон проходящих трамваев, 
 липы цвели, и Муслим Магомаев 
 пел о любви на волне «Маяка»?.. 
 Где эта барышня, что я влюблён? 
 Где эта барышня?.. Скрылась, исчезла, 
 как по веленью волшебного жезла, 
 в синем тумане минувших времён… 
 Барышня, бабушка, мёд мой и яд, 
 нашей любви уже пятый десяток, 
 как этот срок ненадёжен и краток! 
 Что там грядущие годы таят? 
 Было же счастье, и радость была, 
 как неразумно мы их расточали! 
 Господи, чёрная птица печали 
 вновь простирает над нами крыла!.. 
 Старость — не радость и бедность — не грех. 
 Вот они, дожили мы до обеих. 
 Господи, разве мы звали к себе их? 
 Разве твоя благодать — не для всех? 
 Где наша молодость? Там, за бугром. 
 Вспомним, поплачем, и вправду — была ли? 
 Птицы отпели, костры отпылали, 
 годы обрублены, как топором. 
 Каждое утро — с команды «На старт!» — 
 служба, зарплата, волнения, слухи, 
 дети, продукты, ангины, желтухи, 
 плюс — отголоски отцовских простат. 
 Помнишь прогулки по мокрой лыжне, 
 песни, палатки на лоне природы, 
 скудные наши медовые годы 
 в лучшей на свете советской стране, 
 нашу жиплощадь — семейный очаг, 
 тёплое место для сна и досуга? 
 Только и радости, что друг от друга, 
 только и свету, что в детских очах… 
 Молодость!.. Душу себе не трави. 
 Что там за нами? Одни головешки. 
 Время уходит в безудержной спешке — 
 я ничего не сказал о любви. 
 Прошлые дни не отмыть добела. 
 Купаны в горькой советской купели, 
 жили, страдали, растили, корпели, — 
 может быть, это любовь и была… 
 Помнишь старинный казённый дворец, 
 тот, где под свадебный марш Мендельсона 
 проштамповали печатью закона 
 соединение наших сердец? 
 Я тебя вижу такой, как тогда: 
 тонкая, в белое платье одета, 
 милая, нежная, полная света — 
 Боже мой, как ты была молода!.. 
 Вот и кончается брачный бедлам — 
 гости, сотрудники, сёстры и братья, 
 брызги шампанского, слёзы, объятья, 
 с этой минуты вся жизнь — пополам, 
 лето и осень, жара и дожди, 
 радости наши, надежды и муки, 
 дети, что будут, а может быть, внуки — 
 всё впереди ещё, всё впереди!.. 
 Годы промчатся, и, два старика, 
 в боли и немощи, как в паутине, 
 будем мы вместе с тобой на чужбине 
 век доживать. Но об этом пока 
 нам неизвестно. Отныне вдвойне 
 хочется ласки, покоя, уюта, 
 канет волшебная эта минута — 
 счастье начнётся! И кажется мне, 
 что суждено нам, как сказка гласит, 
 долго прожить и уйти в одночасье. 
 Ангелы в небе, несущие счастье, 
 молча спускаются. Дождь моросит.
